Есть только дорога…

– А мне тридцать три. Уже шестьдесят шесть лет, как тридцать три.

– Ты умер здесь?

– Да, если можно так выразиться. Торчу тут, ни туда, ни сюда. Родня уж не ищет, но хоть ты пожаловал.

– Ты откуда сам? – Леший даже не знал, что спрашивать у этого человека. Слишком большая пропасть была между ними. Леший не знал войн. Война для Лешего – это что-то из телевизора, про Чечню, да Осетию, пацанские песни про Афган, да рассказы михайловской бабушки, про отца, лешевского прадеда, ушедшего на фронт и не верну…

"СТОП!", – мысленно произнёс Леший.

– Вспомнил? – на небритом лице Пашки промелькнула ухмылка. Даже его грустные зелёные глаза на секунду повеселели, – Михайлянин368 я, земляк твой.

– И прадед. Дочку твою как звали?

Пашка назвал имя и девичью фамилию лешевской бабушки. Леший, глотнув слезу и уняв крупную дрожь, кивнул.

– Ты передай им. Четырнадцатое февраля, сорок третьего, стрелковый восемьсот сорок седьмой полк. Здесь я лежу, под яблоней. Нас несколько тут рядом, неизвестных. За остальными пришли. Я один пока остался.

У Лешего навернулись слёзы. Он молча подошёл и обнял своего прадеда.

– Ну брось ты, Лёха, щё слёзы распустил? – сказал Пашка совсем по-михайловски.

– Я могу тебя отпустить.

– Теперь можешь. Давай покурим только, бродяга. У тебя ещё вся жизнь впереди. Да и у меня теперь тоже.

Леший достал трубку.

– Да брось ты форсить, – Пашка уже улыбался, – на держи нашу, фронтовую.

Он протянул Лешему папиросу из смятой коробочки.

– Благодарю, – ответил тот на автомате и подкурился от головёшки костра.

– Вон, за фрицев, что там лежат, никто не молится. А при иных раскладах друзьями могли бы быть, – Пашка махнул рукой куда-то за ивовые кусты справа от себя, – Блядская это штука война.

– А как ты с Волком познакомился?

– С этим-то? Дак это вроде ангела-хранителя. Ох, замполит сейчас услышал бы, да обматерил, хотя ну его на хуй, замполита. А Волк твой подошёл ко мне, и говорит, мол, не надоело лежать, ли щё ли? Правнук, грит, твой приехал, вставай, мол.

– Докуришь и пойдёшь?

– Ага. Докурю и пойду, щё сидеть-то. С тобой повидался. Жены вот, жалко, нет на свете, да щё жалеть, встретимся с ней наконец. Хоть дочке – бабке своей – от меня весточку передай. Спасибо тебе.

– И тебе спасибо, Пашка. Ступай с миром.

Леший сидел с каменным лицом, по нему текли дорожки слёз. Упала снежинка на щеку. Тишина стояла вокруг, будто и не было никаких боёв.

– Нюни-то подбери. Там девчонка рядом спит, разбудишь ещё. Всё, бывай…

Тут рядом с костром что-то ярко вспыхнуло, и Лешего оглушило до звона в ушах.