Есть у Революции начало

— Как же он может быть таким лёгким? — специально взвешивал его на одной руке.

— Да из чего же он сделан?

Обиженно надув губы я ему ответил, вопросом на вопрос.

— Николай Александрович, мы будем технику изучать или двигаться в Лондон?

— Вы понимаете, что до него, более тысячи вёрст? — не корректно напомнил прописную истину.

— Не смешите меня, милостивый государь, — высокомерно ответил высокородный собеседник.

— Видел я, как вы можете перемещаться в пространстве и творить другие чудеса.

— Неужели такой малости, как мгновенного переноса меня к кузену Георгу, вы не сможете сотворить? — преувеличенно наивно и доверчиво вытаращил на меня глаза.

Хорошо заметил, как он прятал в усах, шкодливую улыбку. Я понимающе улыбнулся в ответ.

— Ну, дядя Коля, нельзя же совсем нарушать законы природы, — подмигнул ему как ровеснику.

— Нам, крайне желательно, сохранить, хотя бы видимость естественного хода событий.

Давно понял, что Николай считает меня за духа или реинкарнацию одного из его предков, спасающего Россию и его самого, от всяческих бед и проблем.

— Садись, давай, раз мы торопимся, — грубовато — дружелюбно предложил мне, указывая на прикрученное к раме сиденье.

Его величество летел, на новом для него велосипеде, с бешенной скоростью. Всего за несколько минут добрались до Дворцовой площади и полицейского оцепления, вокруг моего самолёта. С трудом протиснулись через толпу зевак, занятых рассуждениями о происхождении свалившегося с неба аэроплана.

— Мне бы вашего начальника, — тактично и тихо попросил запыхавшийся велосипедист, старательно скрывая лицо под широкополой шляпой. Стоявший в оцеплении охранник, чуть не заорал, на здоровенного мужика из толпы, но увидев знакомый велосипед и меня рядом с ним, всё — же заорал, но уже от радости.

Служивые люди, почти сразу поняли, что зря отпустили нас с Людмилой, сорок пять минут назад. Доложив вверх по инстанции, терпеливо дожидались решения судьбы аэроплана и своей, выслушивая бредовые предположения скучающих обывателей. Вот и теперь, услышав домогательства неизвестного бородача, с модной укладкой бороды, «а ля император», младший унтер-офицер, едва не послал любопытного по известному адресу. Только моя хилая фигурка и знакомый велосипед, моментально трансформировали настроение унтера в радостно — приподнятое.

Схватив меня за рукав, он радостно закричал.

— Господин фельдфебель! Бегите скорее сюда. Он не решился объявить в толпе, собравшейся на площади, что нашёлся хозяин самолёта.

Начальник дворцовой жандармерии, сразу, по грубейшему нарушению субординации унтера, понял степень важности события, случившегося у подчинённого. Подбежав к нам, он не стал отчитывать охранника, осмелившегося приказывать ему бежать, да ещё и скорее.

— В чём дело? — спросил он, ещё не видя меня и велосипеда, из-за голов толпы. Как всегда, почувствовав какое-то изменение привычного порядка, любопытные кинулись в сторону обозначившейся активности. Желая отвязаться от толпы, потащил велосипед и сцапавшего меня полицейского, за огороженную ленточками зону, вокруг самолёта. Царя, вместе с наседающей толпой, отгородили от нас набежавшие околоточные.

— Уважаемый господин жандарм, — прижал руки к сердцу, выказывая максимальную преданность и честность.

— Нам, с моим пассажиром, нужно срочно улетать отсюда.

Не давая ему времени собраться с мыслями для достойного ответа на такую наглость, быстро продолжил говорить.

— Вы должны понимать, что я, в силу моего детского возраста, не могу отвечать за такое дерзкое действие в центре столицы, среди бела дня.

— Человек, для которого всё сделано, — не оборачиваясь, махнул рукой в сторону самолёта и быстро растущей толпы зевак.

— Этот важный господин, должен сохранить инкогнито, остаться неузнанным, для всех, собравшихся здесь.

— Дело государственной важности, потому, — очень прошу, принять все меры сохранение тайны присутствия этого лица, для всех, включая ваших сотрудников, — повысил голос и угрожающе поднял вверх палец.

Только сейчас, после разжигания мною интриги, жандарм, наконец, спросил.

— Да кто же это такой, что ради него посадили эроплан, прямо посредине площади, где гуляют люди?

Я резко убрал театральные интонации из голоса. Максимально деловито и тихо, информировал собеседника.

— Это хорошо знакомый всем по портретам, Николай Александрович Романов, собственной персоной. Не ожидая произнесения этого имени, служивый, совершенно растерялся. Несколько раз шевельнул губами, как бы собираясь прокомментировать это приятное событие, но так и не решился.

Я снова перехватил инициативу, наставительно выдвигая свои предложения.

— Сейчас, мы с вами подойдём обратно к толпе, — одними глазами, осторожно показал нужное направление.

— Вы распорядитесь, чтобы к нам пропустили человека в большой шляпе и плаще, которого я вам укажу.

— Вернувшись обратно к самолёту, — ткнул пальцем в землю под нами.

— Вы поговорите с государем, а дальше, обсудим все действия уже вместе.

— У вас есть, какие либо возражения? — довольно агрессивно и резко спросил фельдфебеля.