Читаем Есть у Революции начало полностью

Ситуация довольно глупая. Я не знаю, что ещё предпринять, потому, тупо осеняю себя крестным знамением, уже от души и молча. Неожиданно, рыжебородый мужик перестаёт истерично орать. Разворачивает нож тупой стороной к подбородку моей подруги, теперь, уже любовницы.

— Крещёный? — дёргает вопросительно бородой, в мою сторону. Увидев мой подтверждающий кивок, с явной надеждой в голосе спрашивает.

— Клянёшься, Христом — Богом, что не убьёшь меня?

Нарочито простосердечно, подобно истинному христианину, с полным убеждение в голосе, отвечаю.

— Ты меня пальцем не задел. Её, — показал на девушку, в руках мохнорылого татя.

— Её тоже, только потрогал чуток.

— Мне и так не замолить грех, что убил человека, — кивнул на зад, на труп дезертира с размозжённой головой.

— Зачем, лишнее на душу брать? — расчётливо признался в своей богобоязненности.

Отлично знал особенность всех душегубцев и лихих людей. Они истово верили в бога и были ужасно суеверны. Разумеется не все и не всегда. В любом случае, этому мужику не на что больше надеяться, кроме как на Божье заступничество. Чем я мельче и тощее выглядел, тем большие опасения ему внушал. Хотя ничего сверхъестественного я не показал, убив со спины одного и переломав ноги другому бандиту. Моё тощее, но явно крепкое тело, в сочетании с детским лицом, нешуточно пугали последнего свидетеля.

Его суматошные мысли, постепенно складывались, в более — менее осмысленные фразы и предложения.

— Если он захочет, легко переломает мне ноги как Прошке, — терзала одна только мысль.

— Он даже не подумал стрелять, — вспыхивала надежда, тотчас перекрываемая всё тем же воспоминанием.

— Как он ему просто ноги подрубил.

— Наверняка в городки играл парнишка. Одиннадцатифунтовую винтовку как деревянную биту бросил.

— Ещё ведь и ремень успел отстегнуть, чтобы не мешался, — уважительно вспоминал он мою возню с винтовкой.

— Давай отпускай деваху, — спокойно и уверенно перебил его размышления.

— Мы очень торопимся, а ты нас задерживаешь.

— Нож клади на землю и отходи в сторону.

— Видишь, у девчонки ноги отказали, отсидела, наверное, — болтал я совершенно спокойно, как со своим товарищем.

Мужик так и сделал, бросил нож, но не стал ждать. Бросился бежать, путаясь в высокой траве.

Пулей подскочил к Людмиле, по-прежнему сидящей на корточках, прикрывшей свою наготу руками.

— С тобой всё нормально? — погладил девушку, по мокрым, от недавнего купания, волосам.

— Хочешь, убью этого гада? — кивнул в сторону убегающей фигуры.

— Ты же поклялся его пальцем не трогать, — напомнила наш с бандитом договор, срывающимся от волнения голосом.

Я только рассмеялся. Уселся рядом с подругой на колени, и предложил.

— Давай сделаем, как Бог пошлёт? — подобрал, валявшийся неподалёку ножичек и взвесил его в руке.

— Верну мужику его орудие, — поднялся во весь рост, перехватив свинорез за клинок.

— Пальцем его точно не трону, а если эта железяка в него попадёт, то Божье …

— Не болтай, не тяни время, убежит ведь, — загорелась местью, напуганная этим косматым мужиком, девица.

Беглец, уже несколько раз падал, запнувшись за скрытые в траве сучья или просто заплетаясь ногами с перепуга.

— Слишком близко, — поддразнил я дворянку.

— Вдруг меня Боженька накажет?

Вместо ответа, подруга, с необыкновенной серьёзностью и горечью, призналась.

— Как же от него воняло. Это было страшнее ножа.

В ту же секунду я метнул тяжёлое холодное оружие.

— Чтобы больше не вонял, — вдогонку проговорил с улыбкой.

— Попал! — закричала она с восторгом, переходящим в удивление.

— Попал ведь? Неужели остриём попал, с такого — то расстояния?

— Может черенком слегка стукнуло, он и прикинулся жмуриком? — очень пренебрежительно к усопшему, предположила студентка — медичка.

— Так пойдём, глянем? — взял её за тонкую кисть руки, всё ещё подёргивающуюся от волнения.

— А если он на нас же с этим кинжалом бросится? — логично забоялась моя мудрая подруга и бросилась к сваленным невдалеке трёхлинейкам.

Я буквально выпучил глаза от удивления, когда она, умело проверила, оставшиеся три винтовочных магазина, передёргивая затвор.

— Только в одной патроны есть, — заметила удовлетворённо.

— Теперь можем не опасаться.

Когда мы осторожно подкрались к месту предполагаемого падения, хорошо заметному по примятой траве, отпали последние сомнения в гибели обидчика. Он лежал на животе, с воткнутым в основании черепа, своим же, ножом.

— Смотри, какая целкость у Боженьки, — слегка качая головой, заметил я.

— Мне одному, такое явно бы не сотворить.

Облегчённо закинув винтовку на плечо, Людмила прокомментировала.

— Судя по твоим талантам вундеркинда, я бы не удивилась, если бы ты умел так кидать ножики без всякой помощи свыше.

— Мне срочно нужно ополоснуться снова, — брезгливо дёрнула носом, видимо вспоминая врезавший ей в память, смрад, давно не мытого дезертира.

Она аккуратно отнесла заряженную винтовку к остальным, только после этого бросилась к воде. На этот раз плескались очень недолго. Быстро забравшись обратно на крутой берег, подруга, хлопнув себя по голым ляжкам, констатировала.

— Ну не дураки ли мы, — указала на винтовки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза