Читаем Есть у Революции начало полностью

— Опять наступаем на те же самые грабли. А если тот, последний беглец, вернулся бы обратно? Хорошо хоть самолёт мы подальше отогнали в кусты.

— Кстати, где мы приземлимся в Питере? Не давая времени ответить, продолжала.

— Мне бы надо обязательно эти ружья забрать. Скоро будет революция, и оружие станет ценнее, чем прокламации сейчас.

Я предложил забрать их в авиационный ангар.

— Оставим пока там, — объяснил свою мысль.

— Как только прилечу с листовками, заберём их отсюда и перевезём куда будет нужно.

— Ты, за это время, посоветуешься с товарищами, где их удобнее спрятать, — собрал все три винтовки и повесил к себе за плечо.

— Ремни, тоже вонючие. День и ночь на себе таскали, наверное.


Прилетев на аэродром, быстро оделись в просохшую на сене одежду. Не сговариваясь, игриво взглянули друг на друга, почувствовали незабываемый аромат разнотравья, впитавшийся тканью. Теперь, этот запах, навсегда будет связан с нашей любовью и друг с другом.

Сбегал в хату сторожей. Оставил оружие на ответственное хранение.

— Объяснил, что это приказ хозяйки, Серафимы Никитичны, из-за разгула бандитизма, — рассказал, после, своей спутнице.

— Сейчас у многих зажиточных мужиков, на сеновале или в погребе, ствол припрятан.

— Времена нынче тревожные, — напомнил подружке, то, что она знала и без меня.

— Как у тебя всё здорово продумано! — восхитилась она, наблюдая, как прицепил велосипед к заранее оборудованному футляру на фюзеляже фоккера. Уже через пять минут мы были в воздухе. Приземляться решил в центре Петрограда, по примеру Матиаса Руста.

Если бы не нужно было отвозить Людмилу и получать задание по контрабандной перевозке запрещённой литературы, сразу бы махнул в царскосельский дворец, благо он, находился ближе к Колпино. Но слишком много событий и задач, спрессовались в одном дне, чтобы мог свободно выбирать линию поведения. Обязательства, взятые на себя, сами диктовали поступки.

Распугав обывателей, мирно гуляющих по дворцовой площади, быстро приземлился у Алекандровской колонны. Приблизительный план действий у меня уже сложился. Потому, уверенно приказал набежавшим городовым, охранять аппарат до прибытия специальной команды эвакуаторов. Растерявшиеся от такой наглости, урядники и не подумали задерживать наш велосипед, когда, мы с Людмилой, помчались на явочную квартиру. Почти всю дорогу, она смеялась, вспоминая растерянные усатые лица городовых.

— Воистину, — наглость, города берёт, — сделала она простой вывод, когда условным стуком в двери, предупредили подпольщиков о своём приходе.

На удивление, нас ожидала ещё большая компания товарищей. Все решили посмотреть лично, кому поручается такое ответственное дело, как транспортировка секретного груза литературы.

Людмила порывалась похвастать, как мы приземлились среди десятков жандармов в центре столицы и остались на свободе. Дождавшись, когда присутствующие прониклись её уверенностью во мне, решительно прервал рассказ моего куратора.

— Вы меня извините, но мой самолёт действительно стоит на дворцовой площади у Зимнего дворца, — извиняющимся жестом, чуть развёл руки, ладонями вверх и пожал плечами.

— Мне бы быстрее задание получить и попытаться срочно улетать, готовиться к дальнему перелёту.

— А все наши приключения, вам расскажет тётя Люда, — деланно испуганно споткнулся, и завершил более официально, как бы не желая показать наши дружеские отношения.

— Людмила Наумовна подробно расскажет, как мы облетали самолёт под Колпино и захватили три винтовки Мосина.

Буквально сразу, без дальнейших разборок, мне выдали три листа печатного текста, с перечислением всех адресов явок, паролей и отзывов. Моя деловитость и явно положительно отношение Людмилы Мокиевской, назначенной моим куратором, сыграли в мою пользу. Дядя Коля Комаров, не преминул показать своего особого отношения с такой неординарной личностью как я.

— Ты заезжай к нам переночевать, — протянул ко мне руку нелегал.

— Мой Ванька и Егорша, часто тебя вспоминают. Просили привет передать, как только увижу.

— Спасибо большое, — серьёзно ответил ему, тряхнув руку ещё раз.

— С удовольствием принял бы их приглашение, — многозначительно растягивая слова, продолжил разговор.

— Но вот Егор, ваш племянник, серьёзно меня беспокоит. Николай сразу побледнел, настолько неожиданными были мои слова рождающие подозрительность, которой была пропитана вся их жизнь полная опасностей.

Замолчали и окружающие, уловив вероятность предательства.

— Ты, Васька, не тяни, давай, — на правах старого знакомого, поторопил меня Молотов.

— Говори прямо, что в племяннике Николаевом не нравится?

— Я прямо и говорю, — обиженно прогундосил я в ответ.

— Беспокоит меня Егорка. Храпит, стервец, как паровоз. Ежели приду в гости, то спать буду в голубятне, где прошлый раз мы с вами встречались.

Только теперь все поняли причины моего «беспокойства». Толпа в дюжину мужиков грохнула таким облегчённым смехом, что нас, наверное, было слышно на другой стороне улицы. Николай Комаров, утирал слёзы от смеха, с трудом отсмеявшись, признался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза