Есть у Революции начало

— Неужели вы хотите закончить жизнь бандитами в вашем грязном городке? — перевожу глаза на братьев.

— Вы хотите своим детям такой — же судьбы, как и ваша?

Мне действительно нужно добиться их желания учиться. Если главаря их банды скоро должны убить, после чего он попадёт под моё полное управление, то сотоварищи ещё долго проживут в нищете и дикости. Неожиданно, пришло простое решение.

— Через месяц, лично проверю ваши успехи в освоении грамоты. Если, кто-то из вас, не сможет читать, возьму штраф, — тысячу баксов. После этих слов, тут — же, растворился в воздухе.

Маяковский, полчаса назад, начал рассказывать коллегам по писательскому цеху, любопытные события, случившиеся в ресторации «Хромая собака», прошлой ночью. Именно в нём, они и сидели сейчас. Предусмотрительный рассказчик, предварительно, выяснил у распорядителя вечеров, историю моего появления и возможность повторного выступления. Сейчас он приукрашивал все события, насколько возможно, лишь бы развлечь благодарную аудиторию. Публика уже слышала обо мне много интересного, потому верила любой сплетне. Больше всех завидовал Володе, начинающий «поэт — деревенщик», всего четыре года назад обосновавшийся в столице. Двадцатилетний Сергей Есенин, как и Маяковский, был призван на военную службу в этом году. В отличии от своего старшего товарища, Сергей выезжал из Петрограда в прифронтовые госпиталя, вместе с царицей и цесаревнами. Работая медбратом в санитарном поезде номер сто сорок три, будущий великий поэт, наслушался рассказов очевидцев, только что видевшихся со смертью. Может быть по этой причине, Есенин, всегда писал о жизни во всех её проявлениях.

— «Кто видел смерть, — тот ценит жизнь» — часто повторял он, с нарочито простоватым выражением на лице, объясняя этим свои многочисленные чудачества.

Сейчас, сидя в сторонке, начинающий поэт с тоской слушал историю, передающуюся по городу в сотне разнообразных вариантов. Примечательно, что все сплетни исходили, от непосредственных «свидетелей», вчерашнего выступления неизвестного вундеркинда.

— Один раз, решил отдохнуть от обязательного выхода в народ, — корил себя поэт.

— Тут же пропустил такое интересное приключение.

— Ясно, что ничего подобного, о чём болтают «очевидцы», не было и в помине, — внутренне усмехаясь, думал про себя Сергей.

— Но то, что Володька, лично видел этого циркача, безусловная правда.

— Вон, даже нарисовать пытается, — Маяковский черкал на салфетке, симпатичный женский портрет, с длинными волосами.

— Жалко, что никого из художников, вчера не было в заведении, — говорит автор наброска, отставляя салфетку на длину вытянутой руки.

— Как назло, — вторит ему кто-то из окружающих.

— Фотографического аппарата, никто из пишущей братии, не имел.

Озираясь вокруг, товарищи — литераторы заметили, самое меньшее, три ящика, подозрительно похожих на фотоаппараты.

— Наверняка хозяева позаботились? — кивнув на них, прошептал Есенину, хорошо подвыпивший сосед.

— Столько народу сегодня набежало. Наверное надеются на того артиста полюбоваться.

— Завтра и себя увидим в газетах, — заговорщически, подтвердил другой собутыльник.

Народу, в дорогом, элитном ресторане, действительно «набежало», — не протолкнуться. Я понял это, по очереди возле входа.

— Здорово я помог хозяйке заведения, — удовлетворённо подумал, осторожно проходя мимо.

— Придётся прикрыться другой личиной, чтобы остаться неузнанным. В том самом, женском платье, что выступал вчера, сохранить инкогнито, вряд-ли получится. Спокойно зашёл в ближайший тёмный двор, и телепортировался в мастерскую, к хорошо знакомому пастижёру, во Франции.

На этот раз, загримировался под кавказского подростка, благо грузинский язык я отлично выучил, перед встречей со Сталиным. По информации из википедии, знал, что Маяковский учился в Кутаиси и неплохо говорил по грузински.

Швейцару при входе, надменно сунул двадцать пять рублей, с изображением Александра третьего и натюрморта с якорем. Ломающимся, подростковым басом, с чётко выраженным восточным акцентом, смело заявил.

— Милэйший, минэ сказали, «кынуть якор» у вас, — многозначительно нахмурил густые, чёрные брови.

— Здесь должен быть мой зэмлак, Влад Маяковский, — проводи лубэзный.

Здоровенный бородатый привратник, воровато оглянувшись, быстро втянул меня в фойе ресторана, ловко спрятав «сашеньку».

— Вотс, изволитес, — тут же отвёл меня ко входу в главный зал. Указал рукой в направлении дальнего угла, занятого артистической публикой, и низко кланяясь, пятясь от меня задом, забормотал.

— Простите, ваша милость, нельзя мне от входа уходить. Вы уж там спросите, господ артистов…

— Мне, ничего иного и не нужно, — пренебрежительно махнул провожатому ручкой.

Сам, пока, не очень чётко представлял, зачем второй раз пришёл в артистический ресторан «Хромая собака». Чем вечер закончится на этот раз? Какие цели, из тех, что задумал для своего виртуального путешествия в прошлое, могу приблизить, проявляя активность в этом кабаке?

— Как минимум одну цель, — предположил уверенно.