Есть у Революции начало

— Скоро деньги перестанут иметь своё значение. Как помнишь, я тебе уже говорил, скоро будет буржуазная революция и вся финансовая система рухнет. Важнее будет личное участие, способность вести за собой людей, организовывать обывателей в интересах революционной борьбы рабочего класса.

— У тебя есть как раз то, что будет требоваться новой власти, — поднял указательный палец к своему носу и медленно навёл его на слушательницу.

— У тебя огромный авторитет в определённых кругах Питера. Ты умеешь организовывать людей на любые мероприятия. При последних словах Серафима слегка ухмыльнулась.

— Ты не улыбайся, — шутливо погрозил ей пальчиком.

— Захват и удержание власти, не такое уж чистое дело.

— Там как раз понадобятся таланты, подобные твоим, — намекнул на её опыт содержания публичного дома и бандитского притона.

Сегодня я встречаюсь с некоторыми людьми, в разговоре с которыми попробую разведать, как они посмотрят на идею вовлечения в революционную борьбу других моих знакомых.

— Среди нескольких имён, назову и твоё, — в быстро спустившейся темноте, ободряюще пожал её руку.

— Будь готова к проверкам и повышенному интересу товарищей коммунистов.

Заходить в её дом я не стал. Во дворе пересел на велосипед, и, помахав ей рукой, при свете одинокого фонаря, умчался в тревожную темноту ночных улиц Петрограда. Идея задействовать Серафиму, пришла мне совершенно внезапно. Буквально только что, прослушивая выступления девушек, читая их мысли, уловил необычайно преданное и искреннее отношение к моей помощнице, Серафиме Никитичне Жилиной. Облагодетельствовав несколько сотен детей и подростков, она приобрела огромное уважение, большинства жителей города. Какими бы ни были истоки её капитала, но использовала она его, в это тяжёлое время, на самое доброе и бескорыстное дело. Русский народ, вообще, склонен к крайностям в отношениях. Или до зубовного скрежета ненавидит, или готов расцеловать и отдать последнее, тому, кого полюбил.

Спрятав велосипед в высокой траве у канавы, добрался до дома дяди Коли абсолютно бесшумно. Как выяснилось, Николай Павлович Комаров пригласил Вячеслава Михайловича Молотова. Оба были на нелегальном положении, так как скрывались от каторги и тюрьмы.

— Кстати, — вдруг прочитал в интернете биографию Комарова, ранее известного как Фёдор Евгеньевич Собинов.

— Комаров — Собинов должен сидеть в тюрьме уже две недели. Освободят его только с первой февральской революцией. Не трудно предположить, что моё вмешательство, внесло какие — то изменения в события новой реальности создаваемой мною.

В прежней истории Молотов и Комаров не должны были встретиться вообще. Их знакомство произойдёт только после революции, когда оба будут заседать в центральном комитете РСДРП Петрограда. У Молотова партийный билет будет под номером пять, у Комарова, — пятнадцать. В дальнейшем, их судьбы резко разойдутся. Кто знает, возможно, их недавнее знакомство поможет избежать ареста царской охранкой моего знакомого, дяди Коли Комарова. Во всяком случае, всё, что требуется с моей стороны, я сделаю, чтобы не допустить повторения прошлых событий.

— Вот это да! — встретил меня восклицанием Молотов, пока я обнимался с Комаровым, как со старым и старшим товарищем.

— Так это же мой вагонный благодетель, — обратился он к Николаю, чуть сбавив голос, так как мы ютились не дома, а в тесной летней пристройке во дворе, служащей им сараем.

Не желая отстать от своего нового друга, Вячеслав Михайлович, тоже пригласил меня обниматься.

— Иди-ка ко мне, мил человек, — широко раскрыл объятия, в дрожащем свете огарка сальной свечи.

— Не знаю, чем ты Николаю потрафил, но для меня ты великую службу сослужил, — сграбастал меня и крепко обнял.

— Благодаря твоим деньгам я и паспорт быстро выправил и в Петрограде скорее оказался, чем рассчитывал.

— Давай признавайся, — шутливо повысил голос, моложавый, двадцатипятилетний Молотов.

— Откуда ты столько денег с собой имел?

Вместо ответа, я споро скинул лямку заплечного мешка и развязал нищенскую торбу. Приподнял свечу, чтобы товарищи революционеры оценили количество ассигнаций, свёрнутых в плотные рулоны и перевязанные бечёвкой.

— Можно? — вежливо спросил Молотов. Не дожидаясь разрешения, полез за деньгами. Взвесив на руке толстый валик, уважительно поинтересовался.

— И сколько здесь будет?

— В пачке пятьсот рублей, а во всей торбе десять тысяч, — ответил я незамедлительно и послушно.

— Специально вёз из-за Урала, чтобы передать на революционное дело, дяде Коле и Ивану с Егоршей.

Молотов улыбнулся, отчего его крепкие зубы ярко блеснули в полумраке сарая.

— Тогда уж и меня зови дядей Славой, — дружески хлопнул по плечу.

— Мы ведь с тобой раньше знакомы были, чем с Павловичем. Чуть не два месяца назад, в вагоне встретились.

— Кстати, — повернулся он к Николаю.

— Кто у нас Иван и Егорша?

— Иван мне сыном приходится, а Егорка племянником, из моей родной деревни Борыково Тверской губернии, — с заметной усмешкой в голосе, быстро отчитался старший товарищ.