Есть!

– Не курить в рабочих кабинетах! Табачный дым портит аппетит и вредит творческому процессу. Кто совсем зависимый, пусть идёт травиться в резервацию на втором этаже.

– Не играть в компьютерные игры, приставки и прочие геймбои! Это пустая трата бесценного времени, которое и так с каждым годом летит всё быстрее, так что даже не хватает на личную жизнь!

– Интернет использовать исключительно в мирных, рабочих целях.

– Кроссворды, семечки, бытовое пьянство – под категорическим запретом, с угрозой незамедлительного увольнения!

– Прежде чем озадачить просьбой или вопросом П.Н., Геню, Аллочку и Пушкина, спроси себя: не могу ли я справиться с проблемой самостоятельно? Представь, сколько забот несут на своих плечах вышеуказанные П.Н., Геня, Аллочка и Пушкин, и осознай это!

– Кормление членов семьи, дальних родственников и голодных приятелей на телевизионных кухнях допускается с личного разрешения персон, указанных в предыдущем пункте. Мы не жадные, мы – бережливые.

И так далее. Внимательный Колымажский не упустил ни одной подробности, и трудовой коллектив ухохатывался в ожидании завтрака, зачитывая их вслух и про себя. Смеяться не стал только один человек – Аллочка:

– П.Н. это не понравится. Сними, Давид, пока он не увидел.

Дод протянул руку к списку, но было поздно – П.Н. уже вбегал в кухню, за ним шагала Ека с невообразимой причёской. Волосы у неё сегодня выглядели как опарыши. Или переваренные макароны.

– Что это за доширак у неё на голове? – шепнула Геня Гималаева на ухо Ирак.

П.Н. явно хотел сообщить сотрудникам нечто важное, но заметил листочек и, насупившись, приблизился. Оскорбил его не столько пародийный стиль изложения, сколько готические буквы. Шеф выставил нижнюю губу вперёд и обиженно закряхтел:

– Вот так вы, значит, со мной, да? Гитлера делаете?

– Да бог с вами, Павел Николаевич, – запричитал Дод, – это просто шутка.

– Не самая удачная, но шутка, – подтвердила Аллочка.

– В самом деле, – продолжал ворчать П.Н., усаживаясь к столу, где уже блестели маслеными боками свежие «мадленки», – пора обновить наши правила, всё равно их никто даже и не пытается соблюдать. Дод! – крикнул он юноше, снимающему листок с дверцы. – Ты почему вчера сидел на сайте знакомств?

Дод выронил листок, и он полетел на пол, качаясь, как другой – древесный – на ветру.

Ека победно тряхнула волосяным дошираком.

– А ты, Пушкин, – грозно сказал П.Н., не утешаясь даже благоуханными печеньями, каких навалил на тарелку целую гору, – систематически куришь на рабочем месте. Операторы регулярно кормят здесь своих детей, которые едят как взрослые, а ты, Геня, ты…

Тут П.Н. запнулся, но под ободряющим взглядом Еки выкрутился:

– Ты в последнее время слишком часто всем недовольна. И придираешься к ближним своим!

– Да, но в правилах об этом не сказано ни слова! – трогательно возмутилась Ирак.

Тут в кухню влетел Юрик Карачаев, за которым следовали незваные гости – повар Малодубов и его жена-критикесса.

– Я ничего не пропустил? – взволнованно шепнул Юрик оператору Славочке.

– Ждите ответа оператора, – ответил Славочка. Он был явно не в себе, да и вообще, обстановка в кухне-студии ничем не напоминала обычную. Красный П.Н. в одиночестве сидел за накрытым столом, а его сотрудники застыли в немых позах, как участники детской игры «Море волнуется раз».

– Понял, кого она мне сегодня напоминает, – негромко сказал Гене Колымажский. – Вылитая Ева Браун!

– Ну ладно, – смягчился наконец П.Н. «Мадленки» он обнюхал, но есть не стал. – Какая сегодня тема?

– Скандинавская кухня, – сказал дежурный повар и поспешно унёс «мадленки» с глаз долой. Юрик проводил их тоскливым взглядом, а Пушкин пробормотал:

– Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда.

Плешь у П.Н. и вправду разрасталась с каждым днём – сейчас, когда он сидел, а все остальные стояли, можно было убедиться в этом, что называется, не сходя с места. П.Н. мрачно наблюдал за тем, как на столе появлялись селёдка в маринаде, сухие хлебцы и топлёный жир в корзиночках из песочного теста. Мелкие, как любил Карлсон, фрикадельки были поданы с дольками апельсина и свекольно-медовым соусом, сёмга была обмазана тонюсеньким слоем козьего сыра. Другой козий сыр – коричневый, который Геня не любила, – присутствовал на столе из уважения к норвежской кухне. Геня вспоминала Скандинавию – кислый кофе, шоколадные вафли «Квикк», стейки из кита и громадные вымпела из сёмги на Бергенском рынке. Черепица местных домиков напоминает рыбью чешую.

Завтрак завершился мороженым с лакрицей и морошкой – все молча жевали, и только Ева Доширак, она же Ека Парусинская, комментировала новые блюда, обмениваясь тонкими замечаниями с Юриком.

Когда П.Н. восстал из-за стола, сотрудники поспешно, как насекомые, поползли из кухни прочь.

– Ждите новых правил! – крикнул им вслед П.Н., как будто выстрелил в воздух.