Есть!

– Что с ним происходит? – ужасалась Ирак. У Гени было каменное, как у языческого идола, лицо. На полпути к кабинету они встретили Аллочку, у которой впервые в жизни растрепалась причёска, – и немудрено, потому что Аллочка бешено крутила локон вокруг пальца и дёргала за него, как утопающий – за чужие волосы. Геня вошла к себе в кабинет, Аллочка, наматывая локон на палец, сунулась было следом, но потом буркнула что-то себе под нос и прошуршала мимо.

«Блины нельзя делать в плохом расположении духа – они или пригорят, или прилипнут, – писала Геня. – Если вы принимаетесь за блины, а внутри у вас всё кипит от злости или стынет от жалости к себе, будьте готовы к тому, что и первый, и десятый, и двадцатый блин выйдут комом».

– Да, да, – кивнула Ирак, читая через её плечо с монитора. – Точно так же с тестом – прежде чем ставить тесто, надо взять себя в руки.

– Взять себя в руки у меня не получается. Буду и без теста, и без блинов, и без новой книги. – Геня Гималаева отодвинула клавиатуру – и вдруг зарыдала так горько, что у бедной доброй Ирак потемнело на сердце.

– Всё было хорошо, пока не пришла эта бледная немочь, – плакала Геня, – а ведь она совсем не умеет готовить, правда?

– Правда, – дипломатично отвечала Ирак, стараясь не вспоминать ароматные запахи, с самого раннего утра гулявшие по Екиной кухне-студии. Сотрудники телеканала «Есть!» всё чаще застывали под дверью, где творила Парусинская, и всё реже замолкали, когда Геня начинала ругать ненавистную самобранку и утверждать, что нет у неё никакого таланта.

– Геня, тебе бы к родителям съездить, отдохнуть, – посоветовала Ирак. – Если бы моя семья жила в сотне километров, неужели я бы их не навещала?

Геня вспомнила родительскую избушку в старообрядской деревне Пенчурка – там не было ни мобильной связи, ни телевизоров, ни прочих шайтанов. Два-три раза в год мама приезжала в город, останавливалась у старшей сводной сестры, Гениной тётки, и всё недолгое время, которое она могла провести в «этом аду» (так мама называла город, где царствовала её дочь), бомбила Геню телефонными звонками и просьбами начать наконец нормальную жизнь. Дочь старалась встречаться с родительницей как можно реже. В студию мама приходить отказывалась: она была зрительницей первых выпусков «Гениальной Кухни». Ей не понравилось. Точка.

На старообрядческую деревню Пенчурка родители Гени наткнулись по чистой случайности, когда отправились в лесной пеший поход и никак не могли выбрать место для привала. Они в этом походе всё ссорились и ссорились – начали ругаться ещё дома, и мама раз десять сказала, что не пойдёт больше с папой ни в поход, ни куда-то ещё. Маленькая Геня нервно грызла хвостики своих косичек, папа выкурил недельный запас сигарет, а бабушка Ксения Петровна, ба Ксеня, от нервности наготовила такое количество еды, что её просто физически нельзя было съесть. С мамой всегда было так – она тиранила окружающих только потому, что смертельно любила их, и от мёртвой хватки этой любви ещё никто не ушёл без потерь.

На потолке в родительской спальне висела большая фотография прищурившегося Алена Делона – мама говорила, что каждое утро, проснувшись, хочет видеть именно это прекрасное лицо. Папа слушал и молчал. Делон тоже молчал и бесстрастно взирал с потолка на чужую кровать. Мама говорила, что детей рожают только безответственные дуры и что сама она живёт чужой жизнью давно сгинувшей взбалмошной девицы из политеха. Девицу звали маминым именем, но цели! Вкусы! Образ жизни! Между той, взбалмошной, и нынешней, выросшей из неё мамы не осталось ничего общего… Та девица исчезла давным-давно, но именно её мечты и устремления поневоле воплощала в жизнь уставшая Генина мама, тайно стремясь, как выяснилось, совершенно к другим идеалам. Папа слушал – и молчал. Он любил ту девицу из прошлого, которая лихо курила, носила двубортные брючные костюмы – и выглядела в них прелестно. (А теперь походит в них же на пожилую лесбиянку.)

Ругаясь с папой в тот достопамятный день, мама припомнила ему все грехи человечества – папа, как крест, нёс ответственность не только за себя самого, но и за каждого подлеца на земле. Может, поэтому маленькая Геня, услышав от бабушки про Иисуса, безотчётно придала ему в своём воображении отцовское лицо.

К дому наших туристов подъехал тем временем блестящий чёрный автомобиль, похожий на большой начищенный ботинок. Мама выглянула из окна и просияла не хуже фар, которыми подмигивал «ботинок». Близкий друг отца, Рустам из Ташкента, в очередной свой приезд прикупил себе автомобиль, и теперь возил маму с папой по всем срочным и несрочным делам; и, разумеется, обещал доставить их к третьему повороту с N-cкого тракта, откуда традиционно стартовали летние походы родителей.

Больше всего я ценю в людях душевную щедрость, думала мама, выгружаясь из «ботинка». Она очаровательно улыбнулась Рустаму на прощанье и даже не поморщилась, когда «ботинок» окутал её с ног до головы вонючим выхлопным облаком.