Эсташ Черный Монах

Но Пьер Фарино, который нередко превращался из добропорядочного купца в жестокого и вероломного пирата, был мудр; он сделал вид, что всего лишь рад неожиданной встрече и предложению Эсташа пустить его деньги в оборот. И даже не поинтересовался, откуда такое богатство.

Быстро обговорив условие сделки (при этом капитан был поражен познаниями молодого человека в таких делах; откуда?), они сели бражничать – отмечать встречу и «обмывать» договор. И здесь Эсташ удивил старого морского волка – он пил много, наравне с арматором, который хотел таким нехитрым способом развязать юноше язык, но не пьянел. Слишком сильным было его внутреннее напряжение…

Появление Эсташа в родном доме вызвало переполох. Так скоро его никто не ждал. Естественно, отец возмутился из-за того, что сын не исполнил отцовский наказ – не привез никаких бумаг, подтверждающих его статус знатока многих иностранных языков, который с успехом прошел обучение в знаменитой толедской школе. Но тут Эсташ всучил старику в руки увесистый кошелек с серебряными денье и с постным видом промямлил, что эти деньги он сэкономил, памятуя о нелегком финансовом положении семьи.

Поскольку из дому поступлений больше не намечалось, а плата за обучение значительно подорожала, Эсташ благоразумно решил, что ему достаточно тех знаний, которые он уже получил, и возвратился в Булонь. (Он врал так вдохновенно, что едва сам себе не поверил.)

Тут сеньор Бодуэн Баскет смутился, отвел строгий отцовский взгляд в сторону и сказал свое знаменитое: «Кгм! М-да… Кх-кх!..», означавшее, что в семье опять весьма затруднительное финансовое положение. На этом разговор, который мог стать для Эсташа серьезной выволочкой, закончился. «Сэкономленным» серебром сына пэр с большим удовольствием заткнул денежные дыры, семья наконец стала нормально питаться, и жизнь покатилась своим чередом.

Что касается самого юноши, то он стал затворником. Его не интересовали ни морские прогулки, ни рыбная ловля, ни охота, ни встречи с товарищами, ни разные забавы, до которых прежде он был весьма охоч. Эсташ закрылся в своей комнате и днями лежал в постели, бездумно уставившись в потолок. Он уже почти не вспоминал Абаль; возлюбленная стала казаться ему грезой, прекрасными видением, которое посетило его на берегу Тахо в предзакатное время.

В такие моменты воздух над Толедо уплотнялся, небо расцветало невиданными красочными узорами, а испарения от реки и туман, поднимавшийся над водой, превращали уход солнца на покой в красивейшее зрелище. На огромном цветном экране небосклона возникали и исчезали фантасмагорические фигуры, большей частью прозрачные; они жили недолго, но оставляли незабываемое впечатление.

А когда Эсташ засыпал, его начинали мучить кошмарные сновидения. Злобные хари протягивали к нему когтистые птичьи лапы, слышались разные голоса – от хриплого речитатива до противного визга, перед смущенным взором юноши появлялась бездонная пропасть, на дне которой текла огненная река. Какая-то невидимая сила подталкивала его к краю этой бездны; он отчаянно упирался, но все было тщетно, и Эсташ с криком начинал падать вниз.

Эсташ летел, как раненая птица, временами взмывая вверх, и казалось, что вот-вот, еще немного, еще чуть-чуть, и он снова вернется на край обрыва, но нечто страшное, демоническое, тянуло его тело в бездну, словно магнитом. Падение продолжалось, огненный поток все приближался и приближался, Эсташ уже ощущал его страшный жар, ему становилось невыносимо больно, он издавал ужасный вопль… и просыпался весь в горячечном поту.

Большой Готье, которого Бодуэн Баскет приставил к сыну в качестве дядьки, опасаясь, что Эсташ после обучения в школе переводчиков слегка тронулся умом (а как иначе можно было объяснить его поведение?), однажды прибежал на крик – и едва не напоролся на клинок навахи. Реакция юноши была молниеносной, и только большой боевой опыт позволил Готье избежать непоправимого.

Однажды он все-таки уговорил Эсташа поупражняться с оружием. Большой Готье надеялся, что таким образом юноша отвлечется от своих мрачных мыслей и станет тем Эсташем, которого он знал раньше – живым, смешливым, общительным мальчиком.

Лучше бы Готье этого не делал. С мечом в одной руке и с навахой в другой Эсташ превратился в настоящее исчадие ада. Его приемы были для ветерана внове, таких ему еще не доводилось видеть, а уж с какой потрясающей скоростью юноша передвигался по площадке, уму непостижимо. Спустя недолгое время Эсташ загонял Большого Готье до полного изнеможения. Но останавливаться он даже не думал. А ведь оружие было боевым! Одно неверное движение – и душа улетит на небеса.