Эсташ Черный Монах

– Ничего я не предполагаю! – рассердился Эсташ. – Просто разумная предосторожность не помешает. В замок не возвращайся, пока я не пришлю к тебе гонца. Возницей возьмешь нормандца Вадарда. Он надежный человек, к тому же сводный брат лесничего Юбера Майгро, у которого ты и остановишься. Лошадей, повозку и оружие спрячь. Сам зря не высовывайся. И поторопись!

Юбер Майгро был превосходным лесничим. Он родился на севере Нормандии, поэтому получил прозвище Нордвинд – Северный Ветер. Лесничий был грозой для браконьеров и всегда налетал на них неожиданно, в самый неподходящий момент, – и впрямь как ветер. При этом был крут на расправу, но нарушителей закона на графский суд не отдавал, за что люди были ему очень благодарны, потому что Рено де Даммартен был беспощаден.

Никто лучше Майгро не знал, где таится крупная лесная дичь. Граф был очень доволен своим лесничим, но однажды Юбер дал маху – добил оленя, которого подстрелили браконьеры, а мясо забрал себе. Тут-то его и прихватили графские стражники.

За охоту на оленя наказывали так же строго, как и за убийство человека. Лесничего вполне могли казнить, несмотря на все его заслуги, и Юбера спасло лишь то, что стражники нашли браконьера, терпящего сильную нужду виллана, который отважился подстрелить животное в графских охотничьих угодьях. Но все равно свою порцию от «щедрот» графа Майгро получил. Ему так исполосовали спину нагайками, что он отлеживался почти месяц, едва не отдав Богу душу.

Охота для рыцарей и баронов была не просто способом убить время. Это была страсть, страсть неуемная, часто доходящая до исступления, так что Церкви порой приходилось ее осуждать по многим причинам. Прежде всего потому, что знатный человек, вечно рвущийся в лес, забывал обо всем, вплоть до церковной службы. А также из-за того, что жестокость законов, регламентировавших занятие охотой и делавших из сеньориальных лесов и дичи нечто священное и неприкосновенное, стала настоящей напастью.

Вилланы не имели права защитить ни себя, ни свой урожай от диких зверей. Несколько лет назад жители острова Ре даже приняли решение покинуть его из-за ущерба, причиняемого им водившимися там в изобилии оленями. Дело дошло до того, что они не могли ни снять урожай, ни собрать виноград.

Сеньором острова был Рауль де Молеон. Сопровождаемый плачущими жителями, к нему направился аббат монастыря Богоматери в Ре, умоляя отказаться от своего права охоты. Рауль согласился охотиться на острове только на зайцев и кроликов. Но сеньоры ничего не давали просто так. Вилланам пришлось платить Раулю де Молену по сто двадцать денье за каждую четверть собранного винограда и за каждое сетье[54] пшеницы.

Законодательство Филиппа Августа на этот счет было почти таким же жестоким, как и законы английского короля Генриха II. Были введены в силу лесные ордонансы, в силу которых всякому человеку, признанному виновным в том, что он охотился в королевских лесах, выкалывали глаза и уродовали конечности.

Справедливости ради следует отметить, что охота для сеньоров и рыцарей была не только удовольствием, школой верховой езды и подготовкой к войне, но и необходимым источником пропитания. Эти воины – от отца до сына охотники и отменные едоки – мало почитали мясо с бойни. Они питались преимущественно свежей дичиной, подаваемой кусками или в огромных пирогах.

Сытными трапезами баронов и рыцарей считались такие, где куски кабанятины и медвежатины, запеченные на вертеле, чередовались с жарким из лебедей или павлинов и доброй рыбой, выращенной в сеньориальных садках, и все эти яства щедро запивались огромными кубками вина, приправленного медом и пряностями…

Жоффруа убежал. Эсташ быстро натянул шоссы[55] из тонкой козлиной кожи, обулся в высокие сапоги, а наваху спрятал в потайной карман между ног. Найти там нож при обыске было трудно.

Кроме того, он надел плотный жиппон[56] (хоть это было и не по погоде; несмотря на конец августа дни стояли жаркие), под которым прятался узкий сыромятный ремешок, который легко превращался в удавку. Да и жиппон у него был непростой. Его подкладка скрывала тонкую, очень длинную и прочную веревку, уложенную таким образом, что она представляла собой подобие набивки. В любой момент ее можно было достать и использовать по назначению.

Эсташ чуял неладное. Если раньше Рено де Даммартен смотрел на своего сенешаля вполне доброжелательно, то теперь его желтые рысьи глаза были холодны, как у гадюки, готовой укусить. Приказы граф отдавал резким сухим тоном, ни о чем не расспрашивал, что было и вовсе странно, ведь на сенешале лежало все дворцовое хозяйство, и раньше граф вникал в каждую мелочь.

Особенно не нравилось Эсташу поведение оруженосца, Жана де Трие. Тот был совсем молод и плохо скрывал свои чувства. Его круглое розовощекое лицо буквально светилось злорадством, когда он встречался с сенешалем. А такие встречи почему-то стали очень частыми. Создавалось впечатление, что Жан де Трие следит за Эсташем, причем достаточно открыто.