Естественная исторія религіи

— По крайней мѣрѣ постольку-же, поскольку Клеанѳъ можетъ объяснить дѣйствія разума или-же проанализировать то внутреннее строеніе, отъ котораго послѣдній зависитъ. Но и безъ всякихъ такихъ тщательныхъ изслѣдованій, когда я вижу животное, я заключаю, что оно произошло путемъ порожденія — и дѣлаю это съ такою-же достовѣрностью, съ какою ты заключаешь, что любой домъ построенъ по извѣстному плану. Слова эти порожденіе, разумъ, обозначаютъ только нѣкоторыя силы и энергіи въ природѣ, дѣйствія которыхъ извѣстны, но сущность непонятна; и ни одинъ изъ этихъ принциповъ не обладаетъ передъ другимъ такимъ преимуществомъ, чтобы дѣлать его мѣриломъ для природы въ ея цѣломъ.

Право, Демея, съ полнымъ основаніемъ можно ожидать, что, чѣмъ шире мы смотримъ на вещи, тѣмъ правильнѣе будутъ наши заключенія относительно такихъ необычайныхъ и возвышенныхъ предметовъ. Въ одномъ этомъ маленькомъ уголкѣ міра существуютъ четыре принципа: разумъ, инстинктъ, порожденіе, произрастаніе, принципы, сходные другъ съ другомъ и являющіеся причинами сходныхъ дѣйствій. Какое-же количество другихъ принциповъ — можемъ мы естественно предположить [открылось-бы намъ] при неизмѣримомъ пространствѣ и разнообразіи вселенной, еслибы мы могли переходить отъ планеты къ планетѣ и отъ системы къ системѣ, съ цѣлью изслѣдованія каждой части этого величественнаго зданія? Любой изъ четырехъ вышеупомянутыхъ принциповъ (и сотни другихъ, о которыхъ мы вправѣ предполагать) можетъ дать намъ теорію для сужденія о возникновеніи міра, и если мы ограничиваемся исключительно тѣмъ принципомъ, при помощи котораго дѣйствуетъ нашъ собственный духъ, то это — очевидное и чрезмѣрное пристрастіе съ нашей стороны. Еслибы еще нашъ принципъ былъ въ данномъ отношеніи болѣе понятенъ, подобное пристрастіе могло-бы быть до нѣкоторой степени извинительнымъ: но разумъ, по своему внутреннему строю, по своей структурѣ, собственно такъ-же мало извѣстенъ намъ, какъ инстинктъ или произрастаніе, и быть можетъ даже это туманное, неопредѣленное слово природа, къ которому толпа все сводитъ, въ сущности не болѣе необъяснимо? Всѣ дѣйствія этихъ принциповъ извѣстны намъ изъ опыта, но сами принципы и способы ихъ дѣйствія совсѣмъ намъ неизвѣстны; и мнѣніе, что міръ произошелъ благодаря произрастанію изъ сѣмени, брошеннаго другимъ міромъ, не менѣе понятно и не менѣе согласно съ опытомъ, чѣмъ мнѣніе, что онъ произошелъ изъ божественнаго разума или предначертанія, въ томъ смыслѣ, какъ Клеанѳъ понимаетъ это слово.

— Но мнѣ думается, сказалъ Демея, что еслибы міръ обладалъ свойствомъ произрастанія и могъ-бы сѣять сѣмена новыхъ міровъ въ безпредѣльный хаосъ, то эта сила была-бы еще добавочнымъ аргументомъ въ пользу преднамѣренности его Творца. Ибо откуда могло-бы произойти такое чудесное свойство, какъ не изъ преднамѣренности? И какимъ образомъ можетъ порядокъ произойти отъ чего-нибудь такого, что не сознаетъ того порядка, который оно сообщаетъ другому?

Тебѣ стоитъ только оглядѣться вокругъ, чтобы удовлетворительно рѣшить этотъ вопросъ, отвѣтилъ Филонъ; дерево сообщаетъ порядокъ и организацію порожденному имъ дереву, не зная объ этомъ порядкѣ; такъ-же поступаетъ животное по отношенію къ своему дѣтенышу, птица — по отношенію къ своему гнѣзду; и примѣры подобнаго рода даже болѣе часты въ мірѣ, чѣмъ такіе примѣры, гдѣ порядокъ имѣетъ своимъ источникомъ разумъ и изобрѣтательность. Говорить, что весь этотъ порядокъ въ животныхъ и растеніяхъ проистекаетъ въ концѣ концовъ изъ преднамѣренности, значитъ принимать за доказанное то, въ чемъ и состоитъ вопросъ; и это важное положеніе не можетъ быть удостовѣрено иначе, какъ при помощи апріорнаго доказательства какъ того, что порядокъ, по природѣ своей, неотдѣлимо связанъ съ мышленіемъ, такъ и того, что онъ ни самъ по себѣ, ни благодаря первичнымъ, неизвѣстнымъ причинамъ, никогда не можетъ принадлежать матеріи.