Итакъ, совершенно напрасно настаивать на полезности отдѣльныхъ частей животныхъ или растеній и на ихъ чудесной принаровленности другъ къ другу. Я-бы охотно узналъ, какъ могло-бы существовать животное, еслибы его части не были принаровлены такимъ образомъ другъ къ другу? Развѣ мы не видимъ, что оно тотчасъ-же погибаетъ, лишь только прекращается эта принаровленность, и что его матерія, разлагаясь, ищетъ какую-нибудь новую форму? Правда, части міра къ счастью такъ хорошо принаровлены другъ къ другу, что какая-нибудь правильная форма тотчасъ-же присваиваетъ себѣ эту разложившуюся матерію; и если-бы этого не было, развѣ могъ-бы существовать міръ? Развѣ не долженъ былъ-бы онъ разложиться, подобно животному, и проходить черезъ новыя положенія, черезъ новыя состоянія, пока, наконецъ, не пришелъ-бы, послѣ большого, но конечнаго ряда превращеній) къ существующему въ настоящее время порядку, или къ какому-нибудь иному, подобному?
— Ты хорошо сдѣлалъ, предупредивъ насъ, что эта гипотеза пришла тебѣ на умъ внезапно, во время развитія аргументаціи, отвѣтилъ Клеанѳъ. Еслибы у тебя было время разсмотрѣть се, ты-бы вскорѣ замѣтилъ тѣ непреодолимыя возраженія, которыя она вызываетъ. Ты говоришь, что ни одна форма не можетъ существовать, если она не обладаетъ тѣми силами и органами, которые необходимы для ея существованія; въ такомъ случаѣ долженъ быть испробованъ какой-либо новый порядокъ, какой-либо новый строй... и такъ далѣе, безъ перерыва, пока, наконецъ, не будетъ найденъ такой порядокъ, который можетъ самъ собою существовать и поддерживаться. Но откуда-же происходятъ, по этой гипотезѣ, — тѣ многочисленныя удобства и преимущества, которыми обладаютъ люди и всѣ животныя? Два глаза, два уха — не безусловно необходимы для существованія вида. Родъ человѣческій могъ-бы размножаться и сохраняться безъ лошадей, собакъ, коровъ, овецъ и безъ тѣхъ безчисленныхъ плодовъ и продуктовъ, которые служатъ для нашего удовольствія и наслажденія. Еслибы верблюды не были сотворены ради пользованія ими человѣкомъ въ песчаныхъ пустыняхъ Африки и Аравіи, то развѣ міръ отъ этого разрушился-бы? Еслибы магнитъ не былъ сотворенъ съ цѣлью давать столь чудесное и полезное направленіе магнитной иглѣ, — развѣ человѣческое общество и родъ человѣческій немедленно исчезли-бы вслѣдствіе этого? Хотя общимъ правиломъ Природы является крайняя бережливость, но такого рода примѣры далеко не рѣдки, и любой изъ нихъ служитъ достаточнымъ доказательствомъ преднамѣренности, и притомъ благожелательной, давшей начало порядку и устройству вселенной.
— По крайней мѣрѣ, ты можешь свободно вывести отсюда, что вышеизложенная гипотеза въ достаточной мѣрѣ неполна и несовершенна, съ чѣмъ я охотно соглашусь, сказалъ Филонъ. Но имѣемъ-ли мы основаніе ожидать большаго успѣха отъ какихъ-бы то ни было попытокъ такого рода? Развѣ можемъ мы надѣяться на то, что намъ когда-либо удастся построить космогоническую систему, не допускающую никакихъ исключеній и не содержащую въ себѣ ничего такого, что противорѣчило-бы нашему ограниченному и несовершенному опыту объ аналогіи природы? Очевидно, что твоя собственная теорія не можетъ претендовать на подобное преимущество, хотя ты даже вдался въ антропоморфизмъ для того, чтобы сохранить большее согласіе съ обыденнымъ опытомъ. Разсмотримъ-же ее еще разъ. Во всѣхъ примѣрахъ, которые мы когда-либо встрѣчали, идеи скопированы съ реальныхъ объектовъ и являются, выражаясь научнымъ языкомъ, эктипами, а не архетипами. Ты обращаешь этотъ порядокъ и приписываешь предшествованіе — мысли. Во всѣхъ примѣрахъ, съ которыми мы когда-либо встрѣчались, мысль не имѣетъ вліянія на матерію, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда матерія такъ съ нею связана, что оказываетъ въ свою очередь одинаковое вліяніе и на нее. Ни одно животное не можетъ непосредственно привести въ движеніе ничего, кромѣ членовъ своего собственнаго тѣла; и дѣйствительно, равенство дѣйствія и противодѣйствія, повидимому, является всеобщимъ закономъ природы. Но твоя теорія противорѣчитъ этому опыту. Примѣры эти и многіе другіе, которые легко было-бы собрать (въ особенности — предположеніе о духѣ или вѣчной системѣ мышленія, или, другими словами, о невозникшемъ и безсмертномъ животномъ), примѣры эти, говорю я, могутъ всѣхъ насъ научить умѣренности во взаимныхъ осужденіяхъ и показать намъ, что разъ ни одна подобная система не должна быть принимаема на основаніи слабой аналогіи, то ни одна не должна быть и отвергнута на основаніи какихъ-нибудь мелкихъ несообразностей. Ибо это такой недостатокъ, отъ котораго мы, по справедливости, не можемъ считать свободной ни одной системы.