Естественная исторія религіи

Наша способность чувствовать музыку, гармонію и вообще всякую красоту даетъ намъ удовольствіе, не будучи абсолютно необходимой для поддержанія и продолженія вида. Но какія мучительныя страданія приходится намъ терпѣть, съ другой стороны, отъ подагры, отъ камней, отъ мигрени, зубной боли, отъ ревматизма, причемъ вредъ, наносимый этими болѣзнями животному механизму, или ничтоженъ или неизлѣчимъ. Веселье, смѣхъ, игра, шутки — все это, повидимому, даровыя удовольствія, не преслѣдующія никакихъ дальнѣйшихъ цѣлей; [зато] хандра, меланхолія, недовольство, суевѣріе — это такого-же рода страданія. Въ чемъ-же проявляется божественная благожелательность, какъ понимаете ее вы, антропоморфисты? Только мы, мистики, какъ тебѣ заблагоразсудилось насъ назвать, только мы и можемъ объяснить это странное смѣшеніе явленій, выводя его изъ аттрибутовъ безконечно-совершенныхъ, но непостижимыхъ.

— Итакъ, Филонъ, наконецъ-то ты обнаружилъ свои намѣренія, сказалъ Клеанѳъ, улыбаясь. Твое продолжительное согласіе съ Демеей, по правдѣ сказать, нѣсколько удивляло меня, но теперь я вижу, что ты все время воздвигалъ противъ меня скрытую батарею; и я долженъ сознаться, что ты напалъ теперь на предметъ, достойный присущаго тебѣ благороднаго духа оппозиціи и протеста. Если ты можешь защитить данное положеніе, т. е. доказать, что человѣчество несчастно или порочно, — тогда сразу будетъ положенъ конецъ всякой религіи; ибо стоитъ-ли опредѣлять естественные аттрибуты Божества, пока его моральные аттрибуты еще сомнительны и недостовѣрны?

— Въ тебѣ очень легко возбуждаютъ недовѣріе даже самыя невинныя мнѣнія, отвѣтилъ Демея, мнѣнія, которыя пользуются наиболѣе всеобщимъ признаніемъ даже среди религіозныхъ и набожныхъ людей: въ высшей степени изумительно слышать, что такого рода общія мѣста, какъ порочность и злополучіе людей, за подозрѣваются ни въ чемъ иномъ, какъ въ атеизмѣ и нечестіи. Развѣ всѣ благочестивыя духовныя лица и проповѣдники, упражнявшіе свое краснорѣчіе на этой богатой темѣ, развѣ, говорю я, не рѣшили они безпрепятственно всѣ связанныя съ нею затрудненія? Этотъ міръ — лишь точка въ сравненіи со вселенной; эта жизнь лишь моментъ въ сравненіи съ вѣчностью. Поэтому явленія, представляющія собою зло въ данное время, исправляются въ другихъ сферахъ и въ другой, будущій періодъ существованія. Такимъ образомъ, очи людей, открываясь тамъ для болѣе широкаго взгляда на вещи, видятъ все сцѣпленіе общихъ законовъ и съ благоговѣніемъ узрѣваютъ благожелательность и справедливость Божества среди запутанныхъ и неясныхъ обнаруженій его провидѣнія.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Клеанѳъ, нѣтъ! Эти произвольныя предположенія никогда не могутъ быть допущены, разъ они противорѣчатъ видимымъ и неопровержимымъ фактамъ! Откуда можемъ мы знать о любой причинѣ, какъ не на основаніи ея, извѣстныхъ намъ, дѣйствій? Какъ можетъ быть доказана любая гипотеза, если не при помощи воспринимаемыхъ явленій? Обосновывать одну гипотезу другою — значитъ возводить воздушные замки; крайнее, чего мы въ состояніи достигнуть при помощи этихъ предположеній и фикцій — это удостовѣренія простой возможности нашего мнѣнія, но никогда не можемъ мы при данныхъ условіяхъ установить его реальность.

Единственный способъ доказать благожелательность Божества (и я охотно заявляю себя его приверженцемъ) состоитъ въ абсолютномъ отрицаніи злосчастія и порочности людей. Твое изображеніе этихъ свойствъ преувеличено; твои меланхолическіе взгляды по большей части относятся къ области воображенія; твои выводы противорѣчатъ фактамъ и опыту. Здоровье, удовольствіе и счастье — болѣе распространены, чѣмъ болѣзнь, страданіе, несчастье; и взамѣнъ одной, испытываемой нами, невзгоды мы получаемъ въ общемъ счетѣ сотню наслажденій. —