Естественная исторія религіи

— Если мы даже допустимъ твою точку зрѣнія, которая, однако, въ высшей степени сомнительна, отвѣтилъ Филонъ, ты тѣмъ не менѣе долженъ будешь признать, что, хотя страданіе и менѣе обычно, чѣмъ удовольствіе, зато оно несравненно сильнѣе и продолжительнѣе. Одинъ часъ страданія часто способенъ превысить день, недѣлю, мѣсяцъ нашихъ обычныхъ, пошлыхъ удовольствій. А сколько дней, недѣль и мѣсяцевъ проводятся многими людьми въ самыхъ острыхъ мученіяхъ? Удовольствіе врядъ-ли когда-либо можетъ достигнуть степени экстаза и упоенія, и никогда не бываетъ оно въ состояніи удержаться втеченіе нѣкотораго времени на высшей ступени своей интенсивности. Жизненныя силы падаютъ, нервы ослабѣваютъ, организмъ разстраивается и наслажденіе быстро вырождается въ усталость и неудовольствіе. Но страданіе — Боже милостивый! какъ часто переходитъ оно въ пытку и смертельную муку, и чѣмъ дольше оно продолжается, тѣмъ больше пріобрѣтаетъ оно характеръ истинно смертельной муки и пытки. Терпѣніе истощается, мужество ослабѣваетъ, меланхолія охватываетъ насъ и наше бѣдственное состояніе можетъ быть прекращено только путемъ уничтоженія его причины, или-же при помощи другого событія, которое является единственнымъ исцѣленіемъ отъ всякаго зла, но которое, благодаря присущему намъ ослѣпленію, внушаетъ намъ еще большій ужасъ, еще большую тревогу.

Однако, продолжалъ Филонъ, чтобы не останавливаться дальше на этихъ положеніяхъ, хотя они и въ высшей степени очевидны, достовѣрны и важны, — я позволю себѣ замѣтить тебѣ, Клеанѳъ, что ты поставилъ споръ на очень опасный путь и незамѣтно для себя вносишь полный скептицизмъ въ самыя существенныя положенія какъ естественной, такъ и откровенной теологіи. Какъ! нѣтъ иного способа достовѣрно обосновать религію, какъ допустивъ благополучіе человѣческой жизни и признавъ, что постоянное существованіе даже въ нашемъ мірѣ, со всѣми вашими теперешними страданіями, немощами, огорченіями и глупостями — желательно и заманчиво! Но это противорѣчитъ чувствованію и опыту каждаго; это противорѣчитъ твердо установленному авторитету, который ничѣмъ не можетъ быть подорванъ. Никакія неоспоримыя доказательства не могутъ быть когда-либо выставлены противъ этого авторитета, да ты и не въ состояніи сопоставить, взвѣсить и сравнить всѣ страданія и всѣ удовольствія, встрѣчающіяся въ жизни всѣхъ людей и животныхъ. И такимъ образомъ, строя всю свою религіозную систему на одномъ положеніи, которое, по самой природѣ своей, навсегда должно остаться недостовѣрнымъ, ты втихомолку признаешь, что и сама твоя система тоже недостовѣрна.

Но если даже допустить то, чему никто никогда не повѣритъ, или чего ты, по крайней мѣрѣ, никогда не въ силахъ будешь доказать, а именно, что счастье всего живущаго, или, по меньшей мѣрѣ, счастье людей въ этой жизни превосходитъ ихъ злосчастье, — то этимъ ты еще ничего не достигаешь: ибо не этого мы, во всякомъ случаѣ, ожидаемъ отъ безконечной силы, безконечной мудрости и безконечной благости. Почему въ мірѣ вообще существуетъ несчастье? Конечно, не въ силу случайности. Значитъ, благодаря какой нибудь причинѣ? Быть можетъ, вслѣдствіе намѣренія Божества? Но Божество безусловно благожелательно. Значитъ, вопреки его намѣренію? Но оно всемогуще. Ничто не можетъ поколебать основательность этого разсужденія, столь краткаго, яснаго и рѣшающаго, — развѣ только утвержденіе, что эти вопросы превосходить человѣческія способности и что наши обычныя мѣрила истины и лжи неприложимы къ нимъ; положеніе, которое я все время отстаивалъ, но которое ты съ самаго начала отвергъ съ презрѣніемъ и негодованіемъ.

Но покамѣстъ, я еще подожду искать убѣжища въ этой укрѣпленной позиціи, ибо я отрицаю, чтобы тебѣ когда-либо удалось заставить меня отступить на нее. Я допущу, что страданіе или несчастіе человѣка совмѣстимо съ безконечной силой и благостью Божества, даже въ томъ смыслѣ, какъ ты понимаешь эти аттрибуты. Что-же ты выиграешь отъ всѣхъ этихъ уступокъ? Простая возможность совмѣстимости еще не достаточна. Ты долженъ доказать эти чистые, ни съ чѣмъ не смѣшанные и неоспоримые аттрибуты, выведя ихъ изъ смѣшанныхъ, спутанныхъ явленій настоящаго міра, и только изъ нихъ однихъ. Поистинѣ многообѣщающее предпріятіе! Даже еслибы явленія были чистыми и несмѣшанными, то, будучи конечными, они-бы оказались недостаточными для этой цѣли... а тѣмъ болѣе, разъ среди нихъ царитъ такое разногласіе, такой разладъ.