Тимоти Гарнер был старым и дряхлым. Прозрачная стариковская кожа обтягивала желтоватые мускулы и голубые вены. Констебль Кидд сидела с ним в его опрятной квартирке и с надеждой глядела на Маклина. Работники морга вынесли тело Бьюкена Стюарта, криминалисты забрали мусорные бачки и тоже ушли. Кому-то предстояло то еще развлечение. Сержант Хаусман разослал полдюжины полицейских для опроса жильцов дома, а инспектору достался свидетель, сообщивший об инциденте.
— Мистер Гарнер, я детектив-инспектор Маклин. — Он протянул удостоверение.
Старик даже не взглянул, смотрел в пустоту, руки его медленно разглаживали складки халата на коленях.
— Вы не сообразите нам по чашке чая, констебль? — попросил Маклин.
— Да, сэр! — Констебль подскочила, словно ее ткнули в зад вилкой, и вылетела из комнаты. Должно быть, общество мистера Гарнера не доставило ей удовольствия.
Маклин сел поближе к старику.
— Мне придется задать вам несколько вопросов. Я мог бы зайти позже, но лучше покончить с этим сразу. По свежей памяти.
Старик не отвечал и не поднимал глаз, продолжая медленно гладить себе колени. Маклин коснулся пальцами сухой ладони, удержав его руку. Прикосновение словно нарушило транс. Гарнер огляделся и медленно сфокусировал взгляд на инспекторе. Под припухшими, морщинистыми веками выступили слезы.
— Я обозвал его подлой сволочью. Это последнее, что я ему сказал.
Голос звучал высоко и тонко, мягкий морнингсайдский выговор странно противоречил с бранными словами.
— Вы хорошо знали мистера Стюарта, мистер Гарнер?
— Да. Мы с Бьюкеном познакомились в пятидесятые, понимаете? И с тех пор вместе вели дело.
— Какое же это дело, сэр?
— Антиквариат. У Бьюкена был верный глаз, инспектор, он сразу распознавал талант и как будто предугадывал, куда качнется рынок.
— Да, я заметил по его квартире.
Маклин осмотрел гостиную Гарнера. Хорошо обставлена, но без роскоши, какой отличался его партнер.
— А вы, мистер Гарнер? Что вносили в дело вы?
— Бриллиантам нужна оправа, инспектор, а Бьюкен — настоящий бриллиант. Теперь вернее сказать — был бриллиантом. — Гарнер сглотнул, крупное адамово яблоко дернулось на тощей жилистой шее.
— Вы не могли бы рассказать, из-за чего вы поссорились?
— Бьюкен от меня что-то скрывал, инспектор. Я в этом уверен. Это продолжалось всего несколько дней, но я достаточно давно его знаю.
— И вы решили, что он вас обманывает. В чем? Завел дела с кем-то другим?
— Можно сказать и так, инспектор. Я подозреваю участие постороннего.
— Который его и убил?
— Не знаю. Возможно.
— Вы видели того человека?
— Нет. — Гарнер покачал головой, подчеркивая смысл ответа, но в голосе прорезалась неуверенность. Маклин молчал, давая сомнениям оформиться. — Вы не поймете, инспектор. Вы слишком молоды. Может быть, когда постареете, сообразите, о чем я. Бьюкен был не просто деловым партнером. Мы с ним были…
— Любовниками? Это не преступление, мистер Гарнер. В наше время…
— Да, но все еще позор, не так ли? И сейчас люди смотрят косо. Я скрытный человек, инспектор. Я не привык жить на виду у всех. И слишком стар, чтобы думать о сексе. Я думал, у Бьюкена так же.
— А теперь подозреваете, что он встречался с кем-то еще? С другим мужчиной?
— Я в этом не сомневался. Иначе зачем он таился? Отчего он вышел из себя и выгнал меня?
Маклин помолчал. В тишине послышался тонкий свист закипающего чайника и звяканье ложечки о фарфор.
— Расскажите, что произошло сегодня вечером, мистер Гарнер. Как вы обнаружили мистера Стюарта?
Старик помедлил. Его руки снова начали ритмично двигаться по коленям. Он с усилием сжал кулаки.
— Мы поссорились. Сегодня днем. Бьюкен хотел, чтобы я уехал на пару недель. В Нью-Йорке проходит художественная ярмарка, и он считал, что мне лучше уехать туда. Даже взял билеты, забронировал номер в отеле — все устроил. Но я много лет как отошел от дел. Я сказал, что лучше останусь, а он пусть едет. Он всегда был энергичней меня.
— Итак, вы поспорили. Но позже вы вернулись в его квартиру, чтобы продолжить разговор? — Маклин заметил, что старик сбился в сторону, и мягко вернул его к теме.
— Что? Ах, да. Было около девяти, может, четверть десятого. Я хотел уладить ссору. У меня вырвалось несколько резких слов, и я решил извиниться. Мы иногда засиживались допоздна, выпивали малость бренди и говорили обо всем на свете. У меня есть ключи, так что дверь я мог открыть сам. Но ключи не понадобились — дверь была распахнута настежь. Я почувствовал нехороший запах. Словно канализацию забило. Ну, я вошел и… Боже мой…
Гарнер зарыдал. Констебль Кидд выбрала этот момент, чтобы вернуться с комнату с подносом, на котором стояли три чашки и чайник.
— Я понимаю, вам тяжело, мистер Гарнер, но прошу вас, постарайтесь рассказать мне, что вы увидели. Не знаю, утешит ли это вас, но, высказывая пережитое вслух, мы смягчаем шок.
Старик шмыгнул носом, трясущейся рукой взял чашку и глотнул чаю с молоком.
— Он сидел там, голый. Я подумал, он что-то с собой делает. Не мог понять, почему сидит неподвижно и смотрит в потолок. Потом увидел кровь. Не знаю, как не заметил сразу. Она была повсюду.