Естественный ход событий (СИ)

После последнего визита Заксена в камеру пленницы прошла пара дней. Командир думал о девчонке чаще, чем сам того хотел. Ее слова о невиновности были лишь одними из многих, что он слышал раньше от многих других преступников, но именно в тот раз Бранденбург поймал себя на мысли, что они могли быть искренними. Ее глаза полны жизни и вместе с тем искренней боли, хоть она и пытается это скрыть. Но помимо этого Заксен видел нарастающую крепость ее стержня. На любой его удар она отвечала прекрасно выстроенной внутренней защитой, и сила ее только возрастала с каждым новым его нападением.

Возможно, дело в его методах: они несовершенны из-за заключенной договоренности с Глиссаде. Заксен держал себя в руках и не мог применить отточенных годами техник, однозначно ломающих любых его противников. Вся его система с самого начала пошла под откос, ему даже в пытках приходилось быть достаточно осторожным, чтобы не сломать хрупкую жизнь раньше времени. Во всем виноват врач. Так решил бы командир, если б не умел объективно анализировать свои действия. Нет, во всем виноват сам Заксен: он так хотел подчинить непоколебимую раздражающую яркую личность, что сам опасался, как бы сила его сокрушительного удара не раздробила ее раньше времени. Он слишком опасался лишиться найденной на улицах района старой игрушки, приходилось одновременно и ломать ее, и защищать от собственных неосторожных действий.

Командир уже видел свое досрочное поражение в этой борьбе, он прекрасно читал взгляд Рут, наполненный твердой решимостью и стойким желанием выжить. Особенно ярко она сияла в момент нападения. Блики факелов в ее коротком полете осветили лазурные глаза хищной птицы, готовой задушить свою добычу одним отточенным движением. Она не колебалась ни секунды, напала инстинктивно, точно, дерзко. Ей помешало только то, что она забыла, что Заксен сам опытный убийца, а не дрожащая беспечная тварь. Говоря свои пафосные слова о борьбе за жизнь, Рут не учла, что и Заксен не позволит убить его со спины. Он был хозяином послушных и напуганных, но все еще клыкастых псов, самые смелые из которых изредка пытались перегрызть ему глотку. Заксен знал о своем непогрешимом превосходстве, но всегда был начеку, готовый в любой момент ответить смертельным ударом на неосторожный укус.

Почувствовав вкус поражения, командир давно мог бы просто выбросить наскучившую куклу, как он поступил бы раньше, но этому снова мешал врач. Но не только. Заксен мог бы отдать ее Глиссаде насовсем, позволил бы его ножам и иглам бесцеремонно гулять по ее телу, вскрывая запрятанные и так интересующие доктора секреты. Дело не в этом. Впервые за долгое время в нем проснулся интерес. Слабый, только-только зародившийся, еле теплящийся. Но после пробирающей пустоты и ледяной безумной ненависти даже такую простую эмоцию хотелось удержать как можно дольше. Прежде чем навсегда выбросить девчонку за неспособностью насытить его внутреннего зверя, он хотел наиграться хотя бы с тем, что смог получить от нее. Утолить едва ожившее любопытство.

Была глубокая ночь, Заксен снова засиделся за бумагами и не заметил, как давно перевалило за полночь, стрелки циферблата медленно подбирались к трем. Обычно командир пошел бы спать, но сегодня он чувствовал, что не сможет уснуть: плечо и грудь ныли и пульсировали, возвращая улетающее сознание обратно в одинокую комнату. Он знал, что не уснет в ближайшие пару часов, а если вдруг сможет, то сон его будет беспокоен и хрупок. Не найдя для себя занятия желаннее, командир решил спуститься в подземелье и в отместку поразвлечься с пленницей. Он мог бы разбудить ее и знатно поиздеваться, чтобы посмотреть, что его буйная зверюшка выдаст на этот раз.

Штаб был пуст, как обычно бывало в такой поздний час, единственный звук, отскакивающий от стен коридора – твердое размеренное шарканье его тяжелых сапог. Командир вошел в темницу и направился прямиком к камере с единственной пленницей. Он подошел к решетке и подготовился для удара, но остановился в последний момент: мерзкий, не витавший здесь ранее запах ударил ему в нос. Это был не привычный уже запах пота и экскрементов, обычный для такого места, а очень густое и жаркое зловоние крови вперемешку с сырой тканью и деревом. Он исходил из камеры Рут. Заксен отметил, что девчонка скрутилась на кровати, а ее штаны стали короче почти на треть, их края полностью разодраны.

– Какого черта?

Рут приподняла голову, услышав его голос, но положила обратно, скрутившись еще сильнее.

Командир вошел в камеру и приказал пленнице встать. Та лишь покачала головой. Тогда он здоровой рукой силой стянул ее на пол. Она стояла перед ним сжав плечи и отвернув покрасневшее лицо, ее руки не находили себе места и постоянно елозили около паха. Только сейчас командир заметил, что низ ее штанов весь бурый от натекшей крови, а волокна деревянной кровати напитаны темным пятном. И до него дошло.

– Все-таки ты всего лишь миниатюрная женщина, – протянул он, еще раз осмотрев ее с ног до головы.