Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность

В случае наложения прекрасной, гармоничной художественной речи на эстетический эффект, возникающий при описании ужасных, страшных, безобразных, тоскливых расположений, мы получим чувство возвышенного, которое возникает как результат преодоления гармонией художественной формы хаотичности предмета описания. Чувство возвышенного, и здесь можно согласиться с Кантом, возникает на переходе от переживания бесконечности и хаотичности мира к переживанию чего-то такого, что через переживание полноты и безусловности возвышает человека над хаосом эмпирически данного. Предметы, которые в реальной жизни могли бы послужить поводом для возникновения чувства страха, отвращения, ужаса (расположения, в которых человек имеет дело с Другим как Небытием), в границах литературного произведения играют ту роль, которую в эстетическом опыте вне искусства играет разбушевавшийся океан (звездное небо, горная цепь, водопад...), созерцание которого с безопасной для наблюдателя дистанции создает преэстетические условия для возникновения чувства возвышенного. Страшное, ужасное, безобразное, поскольку они становятся предметом описания во «внутреннем» пространстве-времени художественного произведения, также оказываются отнесенными на безопасное «расстояние» от созерцателя. Но слово, если оно совершенно в художественном отношении, не только дистанцирует нас от того, что в нем описывается, но еще и индуцирует возникновение возвышенного чувства. (Подробнее о наложении эстетических эффектов в искусстве художественного слова см. в Приложении 6.)

Автор этой книги склоняется, хоть и не без колебаний, к выбору второго варианта ответа на вопрос о преэстетических возможностях словесного творчества, признавая за художником слова не только право и возможность описывать в рамках литературного творчества ветхое, юное, мимолетное и проч., но и создавать условия для соответствующих художественно-эстетических расположений.

В основе первого варианта ответа лежит предрассудок, состоящий в том, что эстетический эффект — это эффект восприятия вещей Первичного мира. Однако в этом случае упускается из виду то обстоятельство, что образ, возникший в процессе чтения литературного произведения, способен играть роль воображаемого внешнего референта и быть топосом художественно-эстетического расположения не в меньшей мере, чем слово в его чувственной, телесной данности. Если вспомнить то, что было сказано о роли Вторичного мира в обеспечении подготовки отвергающих расположений, то в данном случае речь идет о возможности создания в рамках художественного творчества и, в частности, литературы образов Вторичного, художественного мира, способных играть роль внешнего референта в расположениях, которые слово как специфическая преэстетическая предметность (слово-как-звук, слово-как-графический-образ), данная читателю в Первичном мире, пробудить не может.

Художественно-эстетические расположения сложнее для анализа и истолкования их эстетической природы, чем эстетические феномены, которые мы встречаем вне художественно эстетической деятельности[113]. Нам нелегко отделить эстетическое переживание красоты стиха от влекущей прелести воссозданной в нем ветхости увядающего осеннего леса, заброшенной усадьбы или покрытой мхом и изъеденной дождем скалы. Однако эстетический анализ литературного произведения позволяет выделить эти не всегда доступные нашему сознанию эстетические составляющие впечатления от художественного произведения как целого.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предложенной вниманию читателя книге были исследованы основные формы активного, деятельного отношения человека к эстетическому опыту Эстетическая деятельность рассмотрена в формах эстетического паломничества, эстетического действа и художественно-эстетической деятельности. Значительное место отведено описанию и анализу художественно-эстетической деятельности. Существенно меньше места заняло в этой книге исследование эстетического действа, а изучение эстетического паломничества было лишь обозначено и не получило детальной проработки.