Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Глубокие философские прозрения о роли бессознательных процессов в художественном творчестве можно обнаружить уже в классической древности. Достаточно вспомнить известный платоновский афоризм: «Творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых»[481], или сходное по духу изречение, приписываемое Демокриту: «Без безумия не может быть ни один великий поэт»[482].

Одним из продолжений воззрений такого рода в контексте современности является психоаналитическая, или «глубинно-психологическая», трактовка искусства. За этими терминами стоят концепции 3. Фрейда и его школы, К. Г. Юнга и юнгианцев, другие родственные им теории. Искусство, с точки зрения лидеров психоанализа и их последователей, это выражение «ночной» стороны души, в противоположность «дневной», в значительной степени уже рационализированной и подвергнувшейся цензуре культурных норм, запретов и т. п. Согласно психоаналитическим теориям, глубинные импульсы, питающие творчество, находят в искусстве не прямое выражение, а зашифрованное, опосредованное, символическое. Психоанализ и представляет собой, как считают его приверженцы, способ истолкования символов искусства, подобный толкованию сновидений. «Глубинная психология» стала одним из путей выхода к скрытым, базисным слоям человеческой психики, так или иначе выражающимся в искусстве.

Радикальному обособлению эстетического начала от утилитарного, связанному с возникновением искусства, способствовало развитие знаково-символических форм культурной деятельности – совершение магических и религиозных обрядов, общественных ритуалов

и т. п. С точки зрения зарождения и становления художественнообразного способа освоения мира, подпочвой и наиболее родственным коррелятом его мы вправе считать миф. Миф – тоже мышление, но особое, не-рациональное, антирациональное; его преимущество как раз в концентрированном синтетизме. Миф – сокровищница, в которой выработались и хранятся до сих пор почти все используемые художниками творческие приёмы: одухотворение, олицетворение (персонализация), символизация, метафорика, перенос и многие другие. То же можно сказать и о ценностно окрашенных бинарных оппозициях, вначале присущих мифу, а позднее закрепившихся и в искусстве: верх – низ, высокое – низкое, естественное – искусственное и др. Общей для искусства и мифа является и такая сущностная черта, как органическое единство в них «вечности» и «временности»; образцовой константности «текста» и его многократной повторяемости, вариативности, интерпретируемости, обновляемости.

У искусства и мифа имеются, однако, и качественные различия. Так, в мифе выражается ещё непосредственное единство субъекта и объекта, их противоположность пока ещё не осознана человеком. Впоследствии, в обособившемся художественном творчестве, единство субъекта и объекта достигается уже путём преодоления обозначившейся их противоположности, в динамическом напряжении и его относительном разрешении.

Миф со стороны таких своих качеств, как смысловая обогащённости и многозначность, родствен символу. В некоторых концепциях (например, А. Ф. Лосева) эти два понятия почти сливаются друг с другом.

Возникновение искусства не означало окончательного разделения утилитарного и эстетического (последнее в данном случае выступает уже в специфической форме «художественного»). И после этого исторического события продолжала действовать и действует до сих пор вечная диалектика схождений и расхождений двух вышеназванных полярных начал. Наряду со «свободным» искусством, сохранились и продолжают развиваться синкретические (изначально нерасчленённые) формы творчества, утилитарные и эстетические одновременно. С одной стороны, на основе завоеваний практической, технической деятельности человека возникают особые «духовные» виды искусства (художественная фотография, кинематограф, телеискусство и др.), с другой – не ослабевает тенденция к стиранию грани между искусством и неискусством («жизнестроение», постмодернистская манифестация реальных объектов и т. п.).