Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Искусство – относительно самостоятельный, автономный феномен, внутри его действуют, «задают тон» специфические, ему присущие закономерности. Но всё же оно функционирует внутри обширного социокультурного целого. При этом к нему не всегда предъявляются адекватные его природе требования. К эстетическому явлению можно отнестись либо вообще неэстетически, либо подойти к нему со сниженными художественными критериями. Подобным невзыскательным запросам соответствует уже не полноценное искусство, а всего лишь его суррогат.

Должны ли мы, следуя традиционной ценностной шкале эстетики, изучать только искусство высшего качества, так сказать, «эталонное» (его созидание, функционирование, потребление)? Это был бы своего рода эстетский снобизм. Видимо, должны быть признаны правомерными два разных подхода к искусству, ко всей эстетической и художественной сфере. Один – эстетический, специфический и относительно узкий; другой – более широкий, ориентированный не на должное и нормативное, а на многообразную практику реального функционирования указанных сфер[487]. Первый подход тяготеет к ценностной иерархии, к эстетической аксиологии. Второй – к «фактичности», к бесстрастности научных (или «сциентистских») констатаций.

Таково ещё одно свидетельство неправомерности полного отрыва эстетического отношения от общего утилитарного, практического контекста человеческого бытия.

* * *

В заключение коснёмся процессов радикального изменения способов художественного творчества, совершающегося на наших глазах в различных направлениях неклассического искусства XX – начала XXI века. Некоторые из этих направлений настолько решительно отказываются от принципов, устоев, признаков прежнего искусства, что это рождает ощущение «конца искусства» вообще, полного его саморазрушения. Во всяком случае, становится затруднительной идентификация радикально новых способов творчества с тем, что традиционно понималось под термином «искусство». Все эти инновации, считаем мы, заслуживают самого пристального внимания, тщательного, непредвзятого анализа. При этом желателен переход от простой констатации явлений к объяснительным гипотезам и концепциям, способным устранить образовавшийся разрыв между искусством «новым» и «старым».

Вот один показательный в данном отношении пример. Ещё на рубеже XIX–XX веков немецкий эстетик И. Фолькельт выдвинул интересную, методологически плодотворную идею «антиномичности искусства». В различных возникающих направлениях искусства надо видеть, считал он, компромиссное по сути разрешение конфликтов между разнонаправленными тенденциями, внутренне присущими искусству. (Например, между «чувственной приятностью» и «принципом индивидуализации» и т. п.). Это объясняет, с одной стороны, многообразие художественных стилей, направлений (поскольку антиномий в искусстве – а тем более их возможных компромиссных разрешений – великое множество), а с другой – правомерность их сосуществования, взаимодополнительных отношений между ними[488].

Видный чешский теоретик искусства и эстетик Я. Мукаржовский своеобразно дополнил фолькельтовскую идею мыслью о том, что искусство XX века постоянно «осциллирует» между двумя противоположными полюсами, т. е. как бы «играет» возможностью их и разведения, и почти полного слияния[489].

Такие противоположности, антиномии, как социальное – художественное, объективное – субъективное, реальное – вымышленное и т. п. были присущи искусству всегда. Художники-новаторы XX – начала XXI века сознательно сделали их ведущим мотивом своего творчества, мотивом испытания самого искусства, его предельных и даже «запредельных» возможностей.

В продуктивных эстетических теориях, подобных только что названным, нащупываются такие закономерности развития искусства, которые соединяют казавшуюся разорванной «связь времён», восстанавливают утраченное единство того, что мы обозначали ранее и обозначаем сейчас термином «искусство».

2001

Анититеза чувственного – рационального и судьбы баумгартеновской науки

Эстетика – наука со столь же славной, сколь и драматичной судьбой. Она родилась на пересечении сложных процессов размежевания различных наук и форм культурной деятельности. Размежевания, подчеркну, двоякого: «вертикального» и «горизонтального».

«Вертикальное» размежевание было связано главным образом с дифференциацией уровней искусствознания. Возникновение во второй половине XVIII века эстетики знаменовало собой восхождение от эмпирического и конкретно-теоретического уровня знаний об искусстве и прекрасном к высшему теоретическому уровню, с предельным, философским характером обобщений.

Но минуло всего лишь два столетия, произошла смена парадигм (классической на неклассическую), и ныне уже ставится вопрос о низложении бывшей повелительницы, будто бы ошибочно возведенной в ранг философской дисциплины. Прежние достоинства и преимущества баумгартеновской науки трактуются теперь как ее же недостатки и пороки.