Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Ставя во главу угла понятие культуры, следует для начала дать ему определение. Примем в качестве рабочего определения такую формулировку: культура – это система высших достижений творческой деятельности человека (общества, человечества), передаваемых от индивида к индивиду, от поколения к поколению посредством небиологической, социально-духовной коммуникации; достижений, создающих нить преемственности в человеческой истории, а также составляющих исходную базу для дальнейшего развития творчески-преобразующей деятельности людей. Разумеется, данное общее определение требует развертывания, конкретизации, начиная с подразделения на култьтуру материальную и духовную, и т. д. Нас здесь в первую очередь будет интересовать духовная культура, взятая во всем многообразии её особых сфер (искусство, религия, мораль, наука и пр.) и базисных составляющих (язык, фольклорно-образный фонд, строй мыслей и чувств, преобладающих в данном обществе).

Мы полагаем, что уяснению принципиально-важных и насущных задач отечественной культуры сегодняшнего дня может способствовать обращение к наследию Фридриха Ницше (1844–1900; творческий путь философа завершается 1888-м годом; далее – срыв в душевную болезнь).

Но насколько авторитетен автор «Заратустры» и «Антихриста» для деятелей русской культуры, христианско-православной в своих корнях и основе, в своей преобладающей части? Вопрос резонный и непростой. Творчество Ницше стало известным в России с начала 90-х годов XIX века. Ознакомительный этап был очень краток, за ним последовал период интенсивнейшего критического осмысления его идей. И с кем его сопоставляли? С властителями дум тогдашней русской интеллигенции (по сути, они и наши современники) – Ф. М. Достоевским, Л. Н. Толстым. Это говорит о многом. Не всё бесспорно, не всё приемлемо для нас в идейном наследии каждого из этих трех гигантов (в том числе и в вопросах веры), но нельзя не признать, что все они с огромной силой выразили боли и устремления своего времени, а также предчувствия грядущего. Не только Ницше повлиял на философскую и художественную мысль России; она также (хотя бы в лице Достоевского и Л. Толстого) оказала на него своё воздействие. Как выяснилось, Ницше уловил и запечатлел глубинные тенденции не только западноевропейской культуры, но и восточноевропейской, евразийской – по крайней мере отчасти. Неудивительно поэтому, что в России нашлись свои «ницшеанцы до и без Ницше»: М. Ю. Лермонтов, К. Н. Леонтьев и некоторые другие. Ницше, таким образом, не был совершенно чуждым России. Вступив с ним в активный диалог, плеяда виднейших отечественных деятелей «Серебряного века» фактически приняла его в свой круг. Уже этим оправдано обращение к наследию Ницше в наши дни, на новом порубежье истории.

Основную, системообразующую идею всего ницшевского творчества датский критик Георг Брандес определил как «аристократический радикализм». И сам философ с энтузиазмом одобрил такое определение[652]. Но, думается, на разных частях его творческого наследия идея эта сказалась по-разному. Наиболее непосредственно – в его социально-политических взглядах, в философии же культуры – более опосредованно. Причем, центр тяжести всего ницшевского учения по мнению многих (Томаса Манна, например), да и самого Ницше, находился именно в теории культуры. «Вместо «общества», – писал он, – культурный комплекс — как предмет моего главного интереса (как бы некоторое целое, соотносительное в своих частях)»[653]. К этой-то части и обращали по преимуществу свои взоры деятели «Серебряного века». Сто с лишним лет тому назад они создали традицию усвоения и использования ряда узловых культурфилософских идей Ницше вне прямой связи с главным мировоззренческим пафосом его учения, т. е. в переосмысленном виде.

Вот почему обращение к ницшевскому наследию в обрисованном выше проблемном контексте представляется нам правомерным и целесообразным. Это – обращение к идеям выдающегося культурфилософа Европы в масштабе двух последних столетий, чрезвычайно чуткого к назревающим тектоническим сдвигам в этой области, равно как и к предполагаемым, самым отдаленным их последствиям.

* * *

В системе понятий ницшевской «философии жизни» важное место занимает понятие «сила». Чаще всего оно встречается в категориальной цепи «сила – воля к власти – господство/ подчинение» и т. д., т. е. ему придается антропологическое и социально-политическое звучание. Но сила – это еще и возможность «производить работу», оказывать мощное воздействие на всё окружающее. Силу можно накапливать и потом расходовать – постепенно или сравнительно быстро.

В этих энергетических по своей природе терминах могут быть интерпретированы, согласно Ницше, и многие процессы в культуре. Так, гений есть сила, накопленная в течение долгого времени, благодаря преемственности ряда поколений. И он же – вспышка, щедрое расходование себя, хотя, может быть, и бесполезное для других, для окружения. Аналог гения – «великое время».