Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Для нью-эйджевских новоязыческих деноминаций характерны демонстративные миролюбие, веротерпимость, апелляции к религиозному полифонизму, мультикультурализму и т. п. В действительности это означает лишь то, что их изначальное противостояние христианству и другим мировым религиям затушевывается или умело маскируется. Для таких деноминаций быстрое превращение в тоталитарные секты – явление весьма обычное, типичное. Иного варианта эволюции трудно ожидать, с учетом общего механизма функционирования неорелигий. «…Неорелигии… выступают результатом религиозных инициатив отдельных лиц, которые, основываясь на определенной вероисповедной традиции либо синкретизме нескольких, творят новое вероучение, культ, организацию. Последняя считается самодостаточной и независимой от какого бы то ни было религиозного центра, а её основатель и руководитель – богоизбранным»[706]. Власть такого богоизбранника над душами и судьбами рядовых членов группы, как правило, воистину тоталитарная.

Даже на этом, далеко не идиллическом, фоне особой агрессивностью, особой резкостью тона выделяется книга отечественного идеолога новоязычества В. Б. Авдеева «Преодоление христианства», изданная в 1994 году[707].

Многие деятели народного образования озабочены проникновением неорелигий (включая новоязычество) в систему среднего и высшего образования Российской Федерации. В книге И. Куликова «Метастазы оккультизма в системе образования» помещены в виде приложений многочисленные протесты отечественных педагогов и ученых против заполнения духовного ваккума как учащейся молодежи, так и взрослых плодами измышлений самозванных проповедников духовности. В числе авторов этих протестов – академики РАН Н. Лаверов, В. Кудрявцев, В. Гинзбург, ректор МГУ академик В. Садовничий, сотрудники института этнологии и антропологии РАН и др.[708]

«Ни один христианин не может радоваться наступлению радикального не-христианства», – справедливо заметил Р. Гвардини[709]. Неудивительно, что самыми суровыми и непримиримыми оппонентами новоязычников выступают представители отвергаемых ими религий, особенно – христианства, в России – православия.

В конце 1994 года было принято и опубликовано «Определение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви «О псевдохристианских сектах, неоязычестве и оккультизме». В нем, в частности, говорится: «Через открывшиеся границы в наши страны хлынули проповедники лжехристианства и псевдорелигий, приходящие с Запада и с Востока». Но все эти секты и «новые религиозные движения», согласно Определению, «с христианством не совместимы», и Собор «не благославляет участия православных в мероприятиях, организуемых указанными… группами»[710].

И все же наряду с самыми резкими выступлениями против новоязыческих тенденций, как бы поверх них, у философски-глубоких представителей религиозной мысли присутствует переживание кризиса самого христианства. Одна из сущностных причин развития новоязычества кроется здесь. Факт кризиса установлен не сегодня, его признают и католический мыслитель Р. Гвардини[711], и протестант Ж. Эллюль[712], и «средиземноморский почвенник» (как назвал его один из публицистов) С. С. Аверинцев[713]. Что же касается дальнейшего, а именно: уяснения причин кризиса, то это дело не только религиозного сознания, и даже не исключительно религиоведческая задача, а проблема более широкая – культурфилософская. Немаловажно и то обстоятельство, что кризис христианства, как традиционной для Старого и Нового света мировой религии, сопровождается разрушением или проблематизацией исповедуемых, утверждаемых им духовных ценностей. И это еще одна из причин, в силу которых религиоведческий анализ современного кризиса

христианства перерастает в анализ культурфилософский. Именно в таком ключе его и освещают упомянутые выше религиозно ориентированные культурологи. Они рассматривают кризис христианства как бы одновременно с двух точек зрения: изнутри (самой веры) и извне (из макроконтекста культуры).