Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Из публикаций наших отечественных единомышленников Дж. Бхагвати я бы выделил одну из глав коллективной монографии «Население и глобализация» – главу 2-ю, написанную В. Ф. Галецким (это своего рода «книга в книге», объемом в 143 страницы)[817]. (Автор этой публикации тоже экономист; но, видимо, избегая возможных упреков в «экономизме», он уделяет преимущественное внимание социально-политическим проблемам глобализации). О характере предлагаемых им решений этих проблем говорят некоторые заголовки подразделов: «…Деглобализация как одна из главных причин краха СССР», «Некоторые распространенные стереотипы и мифы, связанные с глобализацией», и другие в том же роде.

Критики глобализации, со своей стороны, указывают на два главных, в их представлении, порока современной глобализации. Первый – то, что она осуществляется фактически под руководством и в интересах наиболее могущественных стран Запада – США и их европейских партнеров. Отсюда общепринятые синонимы термина «глобализация»: «вестернизация», «окс<ц>идентализация» (от латинского occidere – запад), а иногда и прямо – «американизация». По отношению к другим участникам мирового исторического процесса она носит неравноправный, насильственный, разрушительный характер. Второй главный пункт критики глобализации состоит в акцентировании того, что она несет в себе угрозу суверенитету национальных государств, многообразию самобытных культур, обещая в будущем утвердить в мире унылое единообразие под эгидой Большого Брата или Клана Сильнейших.

Значительная группа исследователей стремится уйти от крайностей в оцнке глобализации. Все больше сторонников приобретает третья, более умеренная, «центристская» позиция. Суть ее в следующем. Глобализации, соглашаются эти авторы, в принципе альтернативы нет. В настоящее время на земном шаре нет и не может быть сколько-нибудь многочисленного народа со своей экономикой, который существовал бы обособленно, изолированно от мирового целого. Эту констатацию нередко приравнивают к определению глобализации, но сама она может осуществляться, протекать по-разному. Та ее форма, которая реализуется ныне, ассоциируется для многих с экспансией западной цивилизации и органически присущих ей ценностей. Ее устои – не всегда реально обеспеченные, но вдохновляющие как идеалы – это: частная собственность, законы рынка (производство, обмен и потребление товаров), демократические формы правления, правовое регулирование человеческих отношений, права человека, личности, рациональность и индивидуализм. Однако благотворность распространения этих ценностей многими подвергается сомнению, причем в двояком отношении. Некоторые из перечисленных принципов вообще неприемлемы для представителей других стран и цивилизаций. Те же из них, которые по своей сути могли бы быть ими приняты, сплошь и рядом внедряются неприемлемыми методами: экономическим давлением, грубой силой. В результате возникает идея альтернативной глобализации, которая осуществлялась бы на основе равноправного взаимодействия всех участников, демократически, без насилия, по принципам консенсуса и общего блага.

Таким образом, есть глобализация и глобализация. Одна – та, которая реально уже осуществляется, искаженная, извращенная в своей сути безжалостностью рынка и мировых центров силы. Другая – возможная и желательная, глобализация «снизу», гуманистическая, демократическая, которая совершалась бы в интересах всех субъектов исторического процесса. За переход на рельсы этой альтернативной глобализации ныне борются значительные интеллектуальные и социальные силы мирового сообщества.

Иногда признание двух указанных путей глобализации и тяготение ко второму из них, альтернативному, выражается в довольно причудливой, «кентаврической» форме. Так, В. М. Межуев, один из ведущих авторов коллективного труда «Теоретическая культурология», объясняя смысл термина «глобализация», сначала дает портрет реальной, сегодняшней глобализации, перечисляя ее отталкивающие признаки и устрашающие следствия: «утрата былой многоликости и разносторонности», «гомогенизация мира», «народы становятся в чем-то похожими друг на друга» и т. п. Но затем, возможно, незаметно для самого себя, автор переходит к описанию совсем другой модели. «Глобализация по модели культуры не отрицает существующего в мире культурного многообразия… Она ставит перед собой не задачу перехода к глобальной – однородной (гомогенной), общей для всех – культуре…»[818], а совсем иные цели. Налицо две модели глобализации и явные симпатии исследователя именно ко второй, только еще пробивающей себе дорогу в умы и дела наших современников.