Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Кстати, в Германии после Второй мировой войны такой подход дал свои благие плоды, не расколов, а объединив основную часть общества. В современной же России «короленковское» решение проблемы до сих пор считается чем-то совершенно невозможным, чуть ли не крамольным. И это, на мой взгляд, трагедия уже второго порядка, стократ усугубляющая первую, исходную.

Д. С. Мережковский. «Грядущий Хам» (1906)

С некоторыми оговорками, полагаю, к жанру «духовных завещаний» может быть причислена и известная статья Д. С. Мережковского «Грядущий Хам». Статья написана в 1906 году. Но она не забылась. Одно из свидетельств тому – публикация в 1996 году в журнале «Новый мир» литературно-критической статьи П. Басинского «Хам уходящий» с подзаголовком: «Грядущий Хам» Д. С. Мережковского в свете нашего опыта»[193]. Развернутая публикация по случаю 90-летия отдельной статьи – явление неординарное. И не зря критик называет предмет своей публикации «безусловно самой знаменитой» статьей Мережковского[194]. Чем объяснить такую памятливость общественного сознания в отношении именно ее?

Комментатор констатирует: «Мережковский неоригинален. О «грядущем мещанине», «среднем европейце» писали Герцен и Леонтьев»[195], а также Ницше, Шпенглер и другие известные мыслители, в частности, Ортега-и-Гассет. Все так. Но тогда, может быть, все дело в меткости заглавия, ставшего своего рода символом, мифологемой? Этого не отнять у Мережковского, но для объяснения – мало. Разгадка, скорее, – в сбывающемся пророчестве. Первая же фраза статьи (цитата из Герцена) звучит так: «Мещанство победит и должно победить…». В течение более чем 90 лет Хам Грядущий все явственнее становился сегодняшним, присваивающим себе современность и посягающим на будущее, на перспективу. Вот в чем суть. Ну, и написал о мещанине – хаме Мережковский как-то по-особому прочувствованно, талантливо.

Некоторые существенные признаки жанра «духовного завещания» в упомянутой статье отсутствуют. Можно ли говорить о «подведении итогов на закате жизни», если после этой публикации ее автор прожил еще 35 лет? И сам мыслитель, кажется, не имел такой внутренней установки: отправить потомкам свое резюмирующее «послание». Он отдавал его на суд современников.

Не оспаривая этих очевидных фактов, подчеркну, однако, что в некоторых случаях отбор наиболее важных и емких «посланий в будущее» осуществляют не автор текста и не его современники, а позднейшие, последующие поколения. Им виднее, что по меркам иных времен заслуживает внимания, и это они наделяют определенный текст статусом «духовного завещания». История «Грядущего Хама» – именно такого рода. В данном случае, видимо, следует говорить о некоем варианте, видовой модификации жанра.

То, что «религия современной Европы – не христианство, а мещанство»[196], для Мережковского вполне очевидно. «…Прежде бывали в истории изверги…, – писал он, – теперь уже не изверги, а люди как люди. Вместо скипетра – аршин, вместо Библии – счетная книга, вместо алтаря – прилавок. Какая самодовольная пошлость и плоскость в выражении лиц!…Откуда взялись… эти торжествующие хамы?…Да, со времени Герцена и Милля мещанство сделало в Европе страшные успехи»[197]. Источником мещанства Мережковский считает дух позитивизма, практицизма, ограничение человеческих запросов уровнем умеренной сытости, «чечевичной похлебки», а также недоразвитость личностного начала, приводящего к слипанию посредственностей в некое подобие «паюсной икры». Вирус этой болезни, однако, не знает границ, он успешно размножается и на Западе, и на Востоке (Китай, Япония). С этой угрозой, предостерегал вместе с Герценом Мережковский, придется столкнуться и будущему социализму. В свое время рост материального благосостояния умерит революционный порыв масс, заземлит их. Такие опасения высказывались, подчеркну, задолго до построения реального социализма, и они, надо признать, потом в немалой мере подтвердились.

Мыслитель ставит вопрос: может ли избежать омещанивания, духовного оскудения Россия? Он отвечает на него утвердительно, возлагая все свои надежды на интеллигенцию – детище реформ Петра. «Беспочвенность» русской интеллигенции представляется ему ее счастливым преимуществом, свидетельством возвышенного идеализма прослойки образованных людей. «Интеллигенция, доведенная до конца своего, – полагает Мережковский, – придет к религии»[198]; но не к традиционному православию, а к обновленному христианству «Третьего завета». О крахе иллюзий Мережковского и его группы на этот счет уже говорилось выше, в связи с интерпретацией статьи В. С. Соловьева о Лермонтове. Поэтому перенесем свое внимание на другие моменты «Грядущего Хама», вышедшие из тени и особенно ярко обозначившиеся «в свете нашего опыта».