Эстонская новелла XIX—XX веков

Моряк отвесил поклон, крепко пожал пальцы девушки, затем развернул большой синий платок, чтобы отереть пот. На матросе был темно-синий костюм, сильно помятый и весь в сенной трухе, под пиджаком — светло-серая рубаха «миланез», на ногах — клетчатые шелковые носки и коричневые ботинки. И он снова, не жалея красок, стал распространяться о своей великой усталости; подумать только, ночью он хватил малость водки, а нынче ему предстоит почти тридцатикилометровый путь.

Карли спросил:

— Ну, а откуда ты идешь и куда? Гляжу, прилежно тащишь этот мешок — уж не в бродячие ли торговцы записался?

— Не-ет. Я — с корабля, в отпуск иду на несколько дней. Навестить родителей и так далее. Наш пароход прибыл в порт за грузом крепежного леса и льна, и капитан отпустил меня на недельку. «Живешь тут поблизости, — говорит, — так побывай дома». Отсюда пароход отбудет дальше, в Таллин. Туда я и двинусь после, чтобы поспеть на это старое корыто.

— Вон как, — сказал Карли и тотчас добавил, что его заветная мечта — тоже побывать в море. Между прочим, как же название того парохода, на котором служит приятель?

— «Оакланд» его название, — ответил матрос.

Мирьям, взглянув на своего первого в жизни друга округлившимися от удивления глазами, переспросила:

— «Оакланд»?!

— Да, «Оакланд», — сказал матрос.

И Мирьям, потупившись, заявила:

— Ну да, и самого-то тебя зовут Антс, а не Александр…

Матрос вытянул свои обутые в желтые ботинки ноги и, внимательно разглядывая их, казалось, думал, Мирьям ждала. Наконец он сказал:

— У меня два имени. Одно — Александр, другое — Антс.

— И у корабля никак тоже два? — спросила Мирьям.

Но на сей раз парень ответил незамедлительно:

— Этот ящик года два назад купили у американцев, янки его звали «Оакланд», англичане же зовут по-своему — «Аннабеллой».

Пришел Карли, и гость снова заговорил о море, о больших портах. Он, правда, не вдавался в подробности, этот великий мореход, но тем не менее никому не удавалось вставить ни словечка. О да, эта нынешняя жизнь — она разнообразна и красива, очень разнообразна и очень красива, сказал он. Моряк рисовал воображению слушателей места, где ему привелось побывать. Тут были и Кап, и Горн, и Занзибар; но больше всего насмотришься в Китае и Японии; а в Сингапуре и Марселе с ним случались прямо-таки невероятные истории, ха-ха-ха! Или, скажем, в каком-нибудь порту на Гавайских островах, или еще где-нибудь в подобном месте, — слов не найдешь все рассказать, до того шикарные приключения бывают на белом свете. Между прочим, поработал он месяц-другой и на бельгийских угольных шахтах, но попасть туда он и кровному врагу своему не пожелает, — сущий ад. С самым серьезным видом покачивая головой, он посоветовал Карли, своему старому другу, держаться от таких местечек подальше, ведь вырваться оттуда очень трудно и хлопотно.

Время шло, а запас историй у отважного путешественника, обогнувшего весь шар земной, не иссякал. Мирьям глядела на него, как завороженная, и вскоре он заявил, что, право, не так уж и спешит домой. В этих краях у него немало хороших приятелей, и, поскольку неизвестно, придется ли ему еще когда-нибудь попасть в родной город, он не прочь повидаться и с ними. Коли есть здесь, где немного потанцевать и попеть вечерком, он, право, остался бы на день-другой, — может, его друг знает, нельзя ли здесь где-нибудь вечерком немного потанцевать да попеть?

— Почему бы и нет? Конечно, можно, — сказал Карли, который выглядел теперь очень гордым, будто он сам рассказывал обо всех этих приключениях.

— Тогда я… пожалуй, втащу свой рюкзак.

— Да я сам втащу, чего уж… — возразил Карли.

И когда брат опять ненадолго удалился, Мирьям вдруг стала на удивление нежной и, покраснев, сказала:

— Я с восьми часов сидела под окном и ждала. И как только вы заиграли, я услыхала… и надоумила Карли.

— Ну да, так ведь и договаривались, — кивнул матрос. И прибавил, поскольку они были еще одни: — Я спал там, под скирдой, словно королевич. Не так уж и плохо было… а ты опасалась.

До вечера оставалось много времени, как-то нужно было скоротать его. Антс достал из своего рюкзака английские карты и початую бутылку заграничного вина. Бились в марьяж, беседа так и текла сама собой, помаленьку отпивали из рюмок — и вскоре почувствовали себя большими господами. Мирьям сидела на кровати и слушала, как во сне, порою даже забывая о том, что ей следует быть хитрой и осторожной. Весть о возвращении Антса быстро распространилась, и в комнату то и дело заходили все новые и новые знакомые парни. Правда, лишь немногие из них раньше дружили с Антсом, но нынче он стал героем дня, и все наперебой спешили обновить старые воспоминания. Вскоре появился и самый лихой забияка предместья — Яан, и разговор тотчас и надолго обратился к таким историям, в которых приходилось пускать в ход кулаки, боксерские перчатки или даже еще что-нибудь посолиднее.