Вот так и получилось, что жизнь здесь, на окраинной уличке, за которой уже начинались поля, проходила сегодня совсем в ином ритме, иначе, чем обычное неспешное бытие, тянувшееся дюйм за дюймом, короткими, почти неприметными шажками. И когда кончилось сладкое заграничное вино, тотчас принесли водки от ближайшего подпольного торговца, закуска ведь найдется, чего уж тут скряжничать.
Но вот подошел вечер.
— Ну как в ваших краях, разве нельзя малость повеселиться — потанцевать, спеть? — повторил свой вопрос отважный морской волк.
Еще бы! Конечно можно, им просто невдомек было, — хором, перебивая друг друга, отвечали парни, — надо сейчас же идти к риге Яанова отца, где в последнее время местная молодежь устраивает танцульки. Но, двинувшись по заросшей травою улице вниз к хуторским полям, парни вдруг к своему великому изумлению заметили, что их давно опередили: со стороны притулившегося среди пашен старого каменного строения, нарушая тишину воскресного дня, доносились веселые переливы гармоники, перезвон треугольника и буханье барабана, — там уже собрались гуляющие, и в полном оснащении.
Мало-помалу стало свежеть, солнце коснулось краем горизонта. Мирьям и моряк были очень нежны друг с другом и танцевали без передышки, чему, к счастью, никто не придавал значения. «Ведь должен же он с кем-то проводить время, этот прибывший издалека человек, который здесь всего лишь гость…» — так, наверное, думали собравшиеся. Братья Яана принесли с выгона молодых, пахучих, как в разгар лета, березок, а когда глиняный пол стал пылить, его полили из ведра водой. Если кто-нибудь, вспотев, хотел освежиться, то уходил непременно в паре — таков был кодекс местных приличий, поэтому не было ничего удивительного в том, что и моряк Антс побродил немного среди полей с Мирьям, сестрой Карли.
Во время игры в фанты кое-что случилось — первый в жизни Мирьям поцелуй; хитрец Антс вовремя спрятал за щеку монету, что переходила изо рта в рот, и не передал ее Мирьям с должной учтивостью.
— Что поделаешь, несчастье когда-нибудь да случается, — сказали игравшие и засмеялись давно известной всем шутке.
— Она должна отыскать монету… любым способом! — закричали парни.
И поскольку на гумно уже опускались сумерки близкого вечера, никто и не заметил во время этого забавного происшествия с монетой густой краски, разлившейся по лицу Мирьям, но сама-то девушка чувствовала, как она вся пылает… даже кончики ушей вспыхнули.
Снова потанцевали и снова вышли прогуляться. И в этом не было ничего дурного — ведь выходили освежиться на ветерок и другие пары. Мирьям и Антс шли и шли по узкому краю канавы, и, когда порядком удалились от гуменника, моряк просунул свою руку девушке под мышку. Ночь выдалась безлунная, но темнота все же была не бог весть какая — казалось, ее озаряло мягкое розоватое свечение, разливавшееся по бугристой поверхности туч.
Ноги стали уставать, и оба ненадолго присели прямо на росистую траву. Антс, конечно, не сплоховал: широким жестом сбросил с плеч пиджак и разостлал его для девушки.
— Милости просим, не то замочишь свое красивое платье, и мне будет неловко вспоминать об этом.
Мирьям, которая разглядывала мерцавшие здесь и там редкие точечки звезд, опустила глаза и спросила:
— Ну а вы, значит, скоро опять вернетесь на море?
Вместо ответа парень сказал:
— Послушай, не надо со мной так холодно — на «вы». Говори мне «ты», это гораздо… приятнее.
Воцарилось молчание.
— Приятнее? — прошептала наконец Мирьям.
— Конечно, а как же, — ответил парень.
И девушка сказала еще тише:
— Ты…
Мирьям была про себя уверена, что вот сейчас-то и должно что-нибудь произойти, — да, может ли все это дальше продолжаться в том же духе, так… однообразно? Но ничего не произошло, Антс просто закурил папиросу. И минуту спустя, опять глянув на небо, Мирьям повторила тот же вопрос, хотя и немного иначе:
— А когда уходит твой пароход?
На другой день вечером Мирьям возвращалась домой с подругами, и те опять делились между собою всевозможными секретами. Однако теперь их перешептывание сильно забавляло ее: что эти простушки воображают, уж не думают ли они, что она, Мирьям, ни капельки не разбирается в земных делах? Самой ей казалось, что за последние два дня она повзрослела, стала выше и даже пополнела; ходила она теперь самоуверенной походкой, расправив грудь, покачивая бедрами, как все взрослые молодые женщины.
В течение всего дня Мирьям думала лишь об одном — о своих отношениях с Антсом, матросом дальнего плавания. Да и могла ли она забыть, как они сидели вдвоем с любимым среди зеленых полей, как возвращались потом под утро, когда уже брезжил рассвет!..