…к рыбному пункту и остановился перед дверью желтого вагончика (вагончик был доставлен сюда шефами, строителями мола и пристани, поначалу — для своих работников, чтобы им было где приткнуться, приготовить пищу и поспать; но за время строительства мола и причала шефы с рыбаками побратались, так что в итоге уже и не осталось чужих, все были своими; когда же одни «свои» закончили наконец работу и с тракторами, с бульдозерами и с экскаваторами собрались в обратный путь, то этот старый жилой вагончик просто-напросто оставили другим «своим») — да, Ханнес остановился перед входом в вагончик и прежде, чем нажал дверную ручку, услышал внутри него гул мужских голосов, а точнее, одного голоса, голос этот был знаком Ханнесу, и Ханнес, еще до того, как вошел, знал, что в вагончике находится его сосед Хельдур, — то ли тоже забрел сюда в поисках рыбы, то ли бог знает по какой надобности, то ли просто проводил время. Так что, когда Ханнес отворил дверь и переступил порог, для него вовсе не было открытием, что Хельдур сидит за столом, а если что и было открытием, так скорее присутствие других: Антса и Таави, и Рауля, который, как и Хельдур, был трактористом, — мужчины сидели за столом, хотя на столе не было ни бутылок, ни вообще чего-нибудь; бутылки либо уже были опустошены, либо еще находились на пути из магазина, первое предположение казалось более верным, по всему было видно, что сидели здесь уже долго: помещение наполнял сизый дым, воздух был спертый, так что Ханнес закашлялся, лица у мужчин были красные (правда, причиной этому мог быть и холодный ветер, в особенности у возвратившихся с озера), кроме дыма пахло еще рыбой, дегтем, мазутом, бензином — так что уже по запаху можно было определить, какого сорта мужчины здесь собрались.
— …только тебя тут и не хватало… — произнес Хельдур, не отрываясь от беседы, как бы мимоходом, лишь затем, чтобы дать знать, что Ханнеса приметили и узнали, и продолжал прерванный разговор: —…я сказал: «Какого хрена тебе еще надо, я целый день распахивал этот чертов луг, два раза меня вытаскивал Рауль, два раза я его выволакивал, я потел и копался в грязи, а вечером еще рыбакам пахал под картофель… Надо ж, в конце концов, человеку хоть чуток дух перевести…» Верно ведь, Рауль, я ей так в открытую и сказал, можно ли сказать еще яснее? Неужто мне надо было пойти еще дальше, неужто я должен был сказать и о том, что я три года не отдыхал, ежели в колхозе после того, как ты им накланяешься, и дадут когда выходной, так он оборачивается домашним рабочим днем, а когда ты приходишь домой после работы, тебя ждет еще с десяток дел, и отложить их нельзя… Неужто я должен был так напрямки и сказать ей, что я — вечный раб при работе? — вопрошал Хельдур, обращаясь к Раулю. И Рауль ему ответил — Нет, не должен был, она озлилась бы и того больше, а в ней и так было под завязку ее праведного гнева! — Но Хельдур оставил слова Рауля без всякого внимания и продолжал. — Но даже скажи я ей это, думаете, она перестала бы браниться? Как же, держи карман шире! Бабы уж отроду такие, выбьют тебя, как старый тулуп… Нет у них никакого уважения к человеку, ты с утра до вечера работай и тебе же еще говорят: «Ну что это за работа — сидишь да за руль держишься!» Оно, конечно, сидеть-то я и впрямь сижу, но эта работенка похуже, чем у того, кто беготней занят, при нашем-то сидении нервы без передыха натянуты, как тросы, когда ты трактор напарника вытаскиваешь. Гм! Что по сравнению с этим — выгребать навоз из-под коровьего зада?! Санаторий, а не работа!
Хельдур перевел дух — все, что он успел наговорить, он выложил на одном выдохе. Рауль, умевший в любой ситуации оставаться товарищем, другом и напарником, воспользовался паузой и быстро добавил:
— Ты ведь сказал ей яснее ясного, что отдохнешь, поговоришь малость и придешь чин чинарем домой, чего ей еще было надо?
Возможно, Хельдур переводил бы дух еще некоторое время, но слова Рауля подлили масла в огонь, Хельдура охватил справедливый гнев, и накопившаяся злость вновь закипела в нем.
— Точнехонько так и было! Я дал свое слово, слово мужчины, дескать, чуток передохну, потом заведу трактор и прикачу прямиком домой. А она… — В голосе Хельдура зазвучали такие низкие басовые ноты, что если у Ханнеса и оставалась еще хоть капля сомнения, о ком идет речь, то теперь и она рассеялась. — …а она мне: «Ты что, запамятовал, нынче проходит месячник безопасного движения, по дорогам инспектора шныряют, а ты и сейчас уже набрался! Что ж после-то будет!»
— И разве я не сказал ей, — снова вмешался Рауль, — что после не будет ничего особенного, что мы уже все, что у нас было, выпили, посидим да поговорим немного просто так…
Но Хельдур все так же не слушал Рауля.
— А что она мне говорит? «Добро, мне тоже передохнуть надо, так и я посижу».
— И впрямь села! — снова подтвердил Рауль.