Эстонские повести

— Кто же тебе велел скандал устраивать!

Эне в ответ лишь усмехнулась и сказала, что пойдет теперь, пробежится и по своим делам — на почту и в контору. А если Вангонен придет в ее отсутствие, то…

— Ты ногу-то лошади держать умеешь?

— Дастся, так подержу, а не дастся, так в станок поставим да привяжем! — Тем самым Ханнес дал понять, что он, повидавший разные страны морской волк, разбирается в подковывании лошадей лучше, чем могла предположить Эне.

— Ну-у да, — произнесла Эне с сомнением, но все же отправилась в контору.

Не успел Ханнес выкурить половину сигареты, как…

7

…из мастерской вышел человек в зеленой парусиновой куртке и направился прямиком к телеге, Ханнесу он не сказал ни слова, подошел к лошади, только после этого спросил, куда ушла Эне и привезла ли она подковы, и добавил, что надо поторапливаться.

Ханнес знал, что Эне бросила подковы в задок телеги, под сено, действительно, он нащупал их там и протянул Вангонену.

Тот взял подковы и направился в сарай. Когда же Вангонен оттуда вышел, в руке у него был настоящий ящик для подковывания лошадей — похожий на средней величины свиное корыто, вдоль корыта шла ручка, на которой висели подковы. «Да, да, для того эта ручка и прилажена, — вспомнил Ханнес. — А внутри подковные гвозди, а точнее ухнали, и молоток, клещи и обрезной ковочный нож, рашпиль для копыт и долото…»— Ханнес с любопытством заглянул в ящик, все ли там так, как в те далекие времена, когда он был еще мальчонкой…

— Я бы не согласился, — говорил Вангонен, мешая финские слова с эстонскими, — я бы не пришел, кабы не увидел, что Хельдурова жена… Она получит все, что хочет… Ты ногу держать умеешь? — И он повернул свое лицо в красных прожилках к Ханнесу, взглянул на него снизу.

— Умею, умею, а как же! — быстро ответил Ханнес. — Сделаешь сначала переднюю, что ли? Мой старик, когда лошадь подковывал, всегда начинал с передней ноги, не знаю почему.

— Так, так, стало быть, можешь и сам коня подковать? — Вангонен испытующе посмотрел на Ханнеса.

— Э-э нет, — ответил Ханнес настороженно. — С той поры столько лет прошло. Я еще совсем мальцом был, просто приглядывался со стороны, как старик работал.

Неожиданно, не произнеся ни звука, Вангонен схватил Упака за переднюю ногу, согнул ее и оглядел копыто. — Иди, держи тут! — приказал он Ханнесу.

Ханнес встал рядом с Вангоненом, наклонился, обхватил бабку лошадиной ноги ладонями, так, чтобы копыто оставалось снаружи, и вдруг почувствовал тяжесть привалившегося к нему мерина. — «Чертова тварь, — подумал Ханнес. — Ишь, не может на трех ногах постоять. Пользуется случаем, не иначе, ленивая скотина!»

Вангонен обернулся, взял из ящика нож для подрезки копыт и принялся очищать и подравнивать копыто.

— Я маленьким парнишкой уже был отцу помощником… Нас было пятеро братьев — всех отец выучил.

— А я с малолетства рос тощим да хилым, работать в кузнице не годился, — сказал Ханнес, словно бы сожалея, и добавил с горечью: — Старик у меня был крутой, сказал: «Нет, из этой салачной молоки кузнеца не выйдет, быть ему либо министром, либо конокрадом — одинаковые мошенники оба!» — Говоря это, Ханнес наблюдал, как Вангонен — один из пяти братьев — ловко подрезал копыто, затем взял рашпиль, аккуратно обточил копыто по краю, затем взял подкову, примерил. Все это Вангонен проделывал ловко и споро, да и что тут удивительного, если он овладел мастерством уже с малолетства.

— Старик откладывал копейки, купил хутор, хотел, чтобы я стал землепашцем. К кузнечному делу у меня душа лежала, а о работе в поле я и слышать не хотел.

— И ты пошел в конокрады? — поинтересовался Вангонен.

— Конокрадом я не стал, а рассорились мы в конце концов намертво, это было. Но — по другой причине. Он был крутой мужик, и уж если озвереет, так всем доставалось, кто ни подвернись. Один раз он дубасил мать, а я вступился… Он меня как схватит за вихор, да как швырнет в угол, я думал, что у меня ни одной целой косточки не осталось… Свирепый старик был, я потом в жизни никогда больше такого не встречал…

— И ты ушел?..

— Ну, я тогда бросил дом к чертовой матери, ушел бродить по свету.

— Нас было пятеро братьев, и все жили дома, — сказал Вангонен задумчиво, в то время как его руки проворно двигались. Он уже набивал подкову, уже откусывал щипцами кончики гвоздей.

— Ты теперь тут, а другие братья все так же дома или как?

— Война всех подобрала! — ответил Вангонен, словно бы нехотя.

— Ну, я тоже один… Ни жены, ни детей… — Ханнес хотел было добавить еще, что во время войны он тоже не раз бывал на краю гибели — дважды под ним топили судно и он изведал ледяную купель, подбирали полумертвого — но не успел, за спиною послышался голос Эне: — Никак работа уж кипит!

Ханнес поднял глаза и увидел ноги Эне в зеленых сапогах фабрики «Пыхьяла», и ее синее полупальто, и ее радостные, обращенные на них сине-серые глаза.

— Кипит, кипит! — подтвердил Вангонен. — Двое мужиков — это двое мужиков, у тебя добрый помощник прихвачен.

— Еще какой добрый! — похвалила Ханнеса и Эне.