Эта горькая сладкая месть

– Ну да. Она одинокая, инвалид первой группы, с раком легких. Лежала, не вставая. Ходила за ней ухаживать патронажная сестра из Красного Креста. Ну, больная целый день кисла, стонала и ждала смерти. Тут медсестра возьми и не приди. А у тетки две кошки. К вечеру киски есть стали просить. Та лежит, встать не может. Наутро кошки просто плакать начали: жратвы нет, лоток полный. В общем, на следующей день пришлось больной с койки сползать, мыть кошкам туалет и варить им яйца. Еще через день выползла на улицу, не подыхать же животным с голоду. Короче, когда про нее через месяц в Красном Кресте вспомнили, несчастная умирающая окна мыла. Ее сюда на обследование направили, наш Свистунов только руками развел: здорова. Вот тебе и кошки. А Катюша, к сожалению, совсем одна жила.

– Детей не было?

– Сын. Только за границей работает, приехать не смог, все письма писал. Еще подружка приходила несколько раз, армянка, Натэлла, вкусные баклажаны приносила с грецкими орехами. А так никто. Ой, нет, впрочем, как-то раз мужчина заехал. Катюша его как увидела, побелела вся и как крикнет: "Зачем явились!" Потом они о чем-то В коридоре пошептались. Молодой парень совсем, лет тридцати, черненький. Но он ее здорово расстроил. Катюша в палату вернулась и давай тазепам глотать, наверное, поэтому и скандал такой в столовой устроила.

– Скандал?

– Ну да. У нас диета разная, и сидели поэтому в столовой не вместе. С Катюшей две женщины соседствовали – Аня Вельяминова и Танечка Костикова. Стали ужинать, только запеканку подали, как Катюша вдруг на ноги вскакивает, тарелка с пудингом об пол шмякнулась, варенье в разные стороны. Стоит, трясется, словно в лихорадке, и на одной ноте кричит

"Хватит глупости рассказывать! Все поняла, страшная, страшная…" Просто истерический припадок. Больные испугались, за врачом побежали. Тут же укол всадили – и в палату. Свистунов потом объяснял, что у некоторых от химиотерапии крыша едет. Главное, девчонки, что вместе с ней за одним столом сидели, клялись, что ничего ужасного не говорили. Наоборот, смеялись и пересказывали друг другу недавно прочтенные любовные романы.

После этого недоразумения Катюша совсем замкнулась и практически перестала разговаривать с соседкой. Целую неделю пролежала лицом к стенке, даже обедать не ходила. Потом, правда, отошла. Однажды ночью Таня услышала, что Катя плачет. Женщина слезла с кровати и принялась утешать подругу. Та повсхлипывала немного, потом пробормотала: "Не могу тебе рассказать, зато знаю теперь, что все дело в страшной…"

Как Таня ни пыталась узнать. Катя так и не сказала, кто и что так напугало ее.

– Мужчина, который приходил к ней, был такой высокий, полноватый, блондин?

– Нет, скорее лицо кавказской национальности, имя еще такое странное – Ика, Мика, Миса, как-то так. Он только в палату сунулся, а Катюша крикнула: "Зачем явились, Ика Давидович?" – или Миса Байдович, в общем, не по-русски звучало.

– Может, Искандер Даудович?

– Точно, Искандер Даудович. И вид у парня соответственный – волосы черные, глаза карие, лицо смуглое.

Таня устала и принялась устраиваться поудобнее в кровати, засыпая. От меня улетели остатки сна. Искандер Даудович, так звали следователя, который занимался Романом. Интересно, зачем он приходил к Катюше? Дело давно закрыто, парнишка на зоне. Что побудило следователя поехать к женщине в больницу?

Меня выписали на седьмой день. Сняли швы и выгнали. Правда, в четверг торжественно привели в операционную и, заморозив руку, за десять минут убрали липому. Совсем не больно. Пока Свистунов трудился над опухолью, вокруг толпилось человек десять врачей, тревожно поглядывавших на больную. Здорово же я их напугала, если всем коллективом ждут, что опять тапки отброшу.

Дети привезли мать домой с такими предосторожностями, словно я превратилась в фигурку из яичной скорлупы. Несмотря на дикую жару, "Вольво" завалили пледами и подушками. Аркадий ехал со скоростью 50 километров в час, окна и люк на крыше закрыли. В холле стояла заплаканная Ирка и крестящаяся Серафима Ивановна.

– Где собаки? – удивилась я полной тишине.

– В кладовой заперли, а то еще толкнут, – всхлипнула Ирка.

На большой кровати лежала килограммовая коробка шоколадных конфет и несколько томов новехоньких детективов.

– Совершенно не хочу спать! Великолепно себя чувствую.

– Ладно, ладно, – прощебетала Зайка, подталкивая меня к одру, – ложись давай и не спорь. Кстати, Кешка сгонял в "Макдоналдс", хочешь "Ройал чизбургер"?

Чудеса, да и только. До сих пор моя любовь к гамбургерам вызывала у домашних здоровое отвращение. Сколько выслушала упреков и замечаний. А теперь, надо же, в кровать подают. Определенно, быть больной совсем неплохо. После обожаемого чизбургера захотелось курить. Я слезла с ложа и принялась искать халат. Тут же влетел Аркадий.

– Почему встала?

И как только услышал, под дверью, что ли, лежал?

– Пойду покурю.

– Ни в коем случае, – отрезал сыночек, – только в постели. Видишь, пепельницу на столик поставили.