Эта тварь неизвестной природы

Радио в Зоне не работало в принципе. Товарищи учёные, доценты, кандидаты и даже доктора наук, пытались изучать этот феномен. Все частоты снизу доверху, с ультракороткоротких до мегадлинных занимали односложные переговоры между членами экипажа доблестного лётчика Антипова на фоне гула вертолётного двигателя. Антипов и два человека команды летели на Ми-8 над Зоной с тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года в направлении в\ч «площадка семнадцать». Совсем недавно, месяц, что ли, назад, штурман Варварин матом попросил механика Кацуру передать ему термос. А то в горле у него, штурмана Варварина, пересохло.

— А ты?

— А я кое-что проверю сейчас.

Нашаривая в боковом клапане разгрузки толстенький карандаш дивного фонарика, Фенимор порысил к одру.

— Оля, подвинься-ка, я кое-что гляну. По старой памяти, — попросил он с порога, щёлкая кнопкой. Ольга взяла себя в руки настолько, что удивилась. Но сошла с кровати, уступила место. Фенимор наклонился над Барменом, оттянул ему веко и посветил.

Зрачок сжался.

Фенимор выронил фонарик, сел на краешек кровати спиной к Ольге. С этой стороны до стены было полруки, Фенимор ткнулся лбом в стену, и, как только мог грязно, выругался, зажмурившись от ненависти, облегчения и неуверенности в завтрашнем дне.

— Ты глаза ему проверяла?

— Я не смотрю ему в глаза никогда!

— Господи, Оля, какая же ты дура. Зловещие мертвецы, часть вторая.

— Что? — закричала она.

— Жив твой муж, не блажи, — сказал Фенимор сквозь сведённые судорогой губы.

— Что?!

— Не ори! Это не с ним беда. Это с Зоной какая-то беда, Оля. Так. Не ори, дай мне подумать.

Он думал, она курила. Он думал быстро, но она высадила две сигареты, пока он думал. Потом он нашёл укатившийся фонарик, сунул в руке Ольге и заставил её посветить в глаз мужа. Она расплакалась, и они уложили Николаича поудобней, приковали его к спинке кровати за обе руки, Ольга, то и дело вытирая слёзы воротником майки, выдала Фенимору требуемые ключи с николаичевой связки, и они вместе пошли в «сейф», окликнув из коридора Туранчокса. По дороге она сказала: «У тебя температура, Вадим, не грипп ли?» Он ответил: «Нет».

Недельный набор ништяков, приготовленный к воскресной передаче барыге-доценту Ветлугину, хранился в «сейфе», на столе. Туранчокс остался у входа, Ольга, пожелавшая увидеть всё сама, или просто опять боящаяся трупа мужа, держалась за спиной Фенимора. Ништяков, впрочем, она тоже боялась, давняя попытка Николаича поставить в спальне сказочно красивый экземпляр совершенно безобидной «радуги» вызвала у неё истерику. Она не прикасалась к Волшебному столу, все хозяйственные записи вела на бумаге, и постоянно держала при себе обшарпанную «Сосну», проверяя на радиацию всех подошедших к стойке, да и вообще всё, её окружающее, по десять раз на дню.

Набор был славный. Штук двенадцать отлично выдержанных «семьдесят седьмых», созревших, наверняка ещё «зарничных». Опасная штука, упаковке не подлежат, стоят отдельно. Половина — солдатские кружки, алюминиевые и железные, половина — сизые, совсем не ржавые пустые банки из-под тушёнки. Кому-то повезло, какую-то столовую провесил. Стопка «окнограмм», проложенных газетными жгутами. (Фенимор пропустил этот заказ, работая по своему плану, и не знал, кто заказывал, кого Николаич подрядил, что окнографировали.) Вразброс «геенна», «кулёкушка» с приставшей сбоку «калякой», отрез железной арматурины с живым одноглазым «рязанским» на ней, помещённый в стеклянную банку с водой и песком, тазик с дохлыми «рязанскими» мальками… Да, проверим «рязанского». В воде «рязанский» становился прозрачным, как медуза, засыпал с открытым глазом, от дохлого не отличишь, и живые и дохлые пялятся одинаково, его надо было вынуть. Фенимор снял с горлышка крышку, натянул хирургическую перчатку, ухватился за кончик арматурины и осторожно, как взрыватель, вытянул битумный гриб на воздух.

Гриб должен был мгновенно почернеть, завращать сизым буркалом и вокруг него, пока он обсыхал, должно было образоваться дымчатое гало.

Ничего этого не произошло.

— Йе-пэ-бэ-вэ-эр! — раздельно сказал Туранчокс.

Фенимор вернул гриб на палочке в воду, закрыл.

— Ну что, «семьдесят седьмую» глянем? — сказал он, сам себя провоцируя на подвиг.

— Ну давай, — смело сказал Туранчокс. — Интересно будет посмотреть.

Фенимор сдёрнул с руки перчатку, огляделся. Прутики, предназначенные специально для исследовательских целей, стояли в ведре у входа. Фенимор пощёлкал пальцами. И перчатка хирургическая, и я как хирург.