– Хорошо, – Николаев поднялся, потрепал ее по голове, и повернулся к плитке. Кофе варился долго, как назло, а отвлекаться нельзя – сразу же уплывет. Он разлил кофе по чашкам, а когда повернулся – в дверях стояла Мария. Она молча поманила его за собой, в гостиную. Дарья лежала там на диване, свернувшись в клубочек, сжимая в руке пульт – спала.
– Перенервничала, – вздохнула Мария. – Отнесешь ее ко мне? Пусть спит. Нет, только отнеси, остальное я сама.
– У Феди была невеста
– А ты?
– А я не могу с кем попало. Мне не нужен парень на пару недель, ясно? Раза три влюблялась, или больше. А потом поняла, что свихнусь. Так и сказала дяде Гоше: дайте мне столько работы, чтобы ни на что больше времени не оставалось.
Николаев налил им обоим чая.
– Курить я уже бросила, – заметила Мария. – Осталось бросить пить. Я последнее время часто Дашу к себе забирала. В гости к лучшей подруге. Ей же не с кем поговорить. Что ей, с тетей Надей, что ли, свои девичьи глупости обсуждать? Вот так сидели и думали, сколько нам куковать – пока не свихнемся. Ладно, я опять что-то разболталась. Что у нас сегодня? Что у меня, я знаю.
– В одиннадцать меня Жора вызовет, – Николаев посмотрел на часы. Половина седьмого. Ну и куда девать все это время? – Оформить документы на машину. Потом планов пока нет. Не посоветуешь, чем полезным заняться?
– Прочитай, наконец, – Мария протянула ему брошюру. – А я пока завтрак сделаю, на одном чае далеко не уедешь.
– Лейтенант, – Николаев позвал его – казалось, что участковый спит. Сидит за столом, упершись локтями, пряча лицо в ладонях. – Михаил Алексеевич! Через пять минут Новый Год.
– Ого, – и лейтенант разлил остаток водки. – Скажите честно, Николаев – что сделаете, если наручники сниму?
– Ничего, – развел тот руками (развел бы, кабы не наручники). – Если за мной приедут ваши товарищи – поеду с ними. Не приедут – сам поеду, в ближайший город, жизнь устраивать. Как только метель кончится.
– Ладно, – Смирнов поманил его, и Николаев протянул руки. Было несколько неприятных секунд, когда Николаев разминал ладони, и казалось – сейчас бросится. Но не бросился. – Ваш рюкзак там, в подсобке. Я его сразу взял. Покопался в нем, извините, – и Смирнов проводил Николаева к подсобке.
– Вот, – Николаев поставил на стол банку красной икры, пачку галет, бутылку «Посольской» и несколько сортов сыра. Пошарился в глубине рюкзака, но, похоже, больше там ничего подходящего не нашлось. – Масла нет, извините. Для одного праздника взял – для другого праздника сгодилось. Ну, включайте радио!
Они чокнулись под последний удар курантов, и выпили.
– Кажется, что я полный псих, да? – поинтересовался Николаев, сооружая из галет и икры бутерброды. – Скажите уж прямо.
– Не кажется, – возразил лейтенант. – Я все время в глаза смотрел. Иногда малость привирали, видел. Интересная история. Только поверить все равно не могу.
– Где ваши родственники, лейтенант? Ничего, что спрашиваю?
– В городе, – махнул рукой Смирнов. – У тещи. Захотели девочке настоящую елку показать, с гирляндами, фейерверком и остальным.
– А вы почему здесь остались?
Смирнов улыбнулся.
– Работа, почему же еще. У нас тихо, но, как видите, тоже бывает весело, – и они оба рассмеялись.
– Мне продолжить? – поинтересовался Николаев, посмотрев на свои часы. Время там стояло неправильное, это Смирнов успел заметить. – Это по Гринвичу, – пояснил Николаев, заметив взгляд лейтенанта.
– Продолжайте, – и Смирнов пошел в угол комнаты, где сейчас была импровизированная кухня. Водка хороша в меру – и меру, похоже, они уже выпили. Лучше уж чай, все равно сидеть тут невесть сколько.
– Тридцать шесть, – прочитал Николаев. – Слушай, тут написано: как только окончился перенос, осмотритесь. Если с того места, где вы находитесь, видно число тридцать шесть, сделайте запись об этом. Что это значит?