Этаж-42

Петр вышел на улицу в догорающий летний день, увидел пожелтевшие от зноя каштаны, и внезапное чувство облегчения охватило его душу. Решение насчет Гурского! Он сразу догадался, что сработал механизм справедливости, который, казалось, дал сначала осечку, но который не мог бездействовать бесконечно. Значит, он снова будет со своими ребятами! И немецкие друзья приезжают!

«Нужно пойти к Алексею Платоновичу, — подумал он радостно. — Вместе начинали, вместе и драться будем!»

* * *

Найды дома не оказалось. Дверь открыла Ольга, пригласила его в большую комнату. Там сосед Климов по-домашнему расположился перед телевизором. Ольгу очень обрадовал приход Петра, ведь знала, как ждет его Алексей Платонович.

— Что же ты стоишь, Петя! Будто к чужим пришел. Садись, будем чай пить.

Но он сказал, что заглянул только на минутку, хотел поговорить с Алексеем Платоновичем. Ольга смотрела на него с укором, с грустью, с материнской нежностью. Глупенький, совсем глупенький! Скоро муж придет, вызвали в горком, немцы должны приехать.

— Я в другой раз, — смущенно сказал Петр.

Ольга взяла его за плечи, силой усадила на стул возле стола.

— Ведь они к тебе едут. Сам Крайзман будет, с которым ты соревнуешься. И, кажется, Инга тоже.

— Мне говорил Виталик… что-то о парткоме… Так я хотел с Алексеем Платоновичем… если это правда, конечно…

— Правда, Петенька! — весело глянула на парня женщина. — Полине спасибо скажи. Ходила к Чернявской. Партком разбирал это дело. Там такое было! Полина плакала… Говорит, ты ей запретил… Но Алексей Платонович заставил ее выложить все до конца. — Ольга даже прослезилась, вытерла кончиками пальцев глаза. — Все знают теперь, как ты с цементом ездил и как тебя чуть не убили на той даче.

— Никто меня не убивал, — грустно улыбнулся Петр.

— Хорошо, что жив остался! Они, эти крохоборы, на все способны. Все им мало, все тянут, копят, скоро землей торговать станут.

Она засмеялась, просветлела лицом, которое вдруг будто помолодело, стало ласковым и добрым.

— Ой, бедняжка! Сколько она переживала из-за тебя!

— Я, Ольга Антоновна, перед ней в долгу, — глухо произнес Петр. — Только неловко теперь к ней заходить. Вы же знаете…

— Поздно заходить. Уходит она с нашего комбината. — Ольга принялась готовить чай, достала из серванта чашки, принесла чайник. — Эх, Петя. Такую девушку проворонил.

Он прихлебывал горячий чай, не решаясь поднять глаза на радушную хозяйку.

— Зачем же ей?.. — бормотал он растерянно. — Скоро новую квартиру получит… Мать сможет забрать к себе из села… Квартиру ей, говорят, в первую очередь…

Старый генерал оторвался от телевизора:

— Квартира! Слишком вы, молодые, деловыми стали.

Невирко не смотрел в сторону генерала, делая вид, будто не слышал его колкой фразы и не ощутил на себе недоброжелательного взгляда старика.

— Уговорите ее, Ольга Антоновна, остаться, — понизив голос, умоляюще произнес Петр. — Прошу вас. Меня она не послушается.

Ольга только махнула рукой и повторила, что теперь уже поздно, ей пора подумать о себе. А тут только и знала что беготня, нервы, слезы, кого-то спасай, кого-то поддерживай.

— Пожалуйста, Ольга Антоновна, — повторил Невирко. — Ну попробуйте…

И тут снова заговорил Климов. Видимо, эта история была ему не безразлична. Знал, сколько из-за Петра пережил Найда. Стало быть, имел право высказать свое мнение.

— А вы, молодой человек, где были? Почему раньше молчали?

— Нет, нет! Я не в силах расстаться с ней! — упрямо тряхнув головой, воскликнул Петр.

— Уже расстались. Едет в Севастополь. Я ее устроил в солидное учреждение.

— Вы? — с холодным недоверием переспросил Невирко.

— У меня там товарищ, адмирал флота. Он ей и с жильем поможет, и зарплата будет приличная.

Тут вмешалась Ольга, сказав, что это и для Полининой мамы лучше, ведь она у нее болеет, ей необходимо больше тепла, солнца, да и море рядом.

Петр с вызовом посмотрел на генерала:

— Все равно не отпущу..

Климова это рассмешило, он быстро поднялся на ноги и засунул руки в карманы полосатой пижамы. Задорно вскинул вверх пышную с проседью бороду. В прищуренных глазах вспыхнули насмешливые искорки.

— Какое же у вас право, Петр Онуфриевич, не отпускать? — спросил он с ехидцей. — Вы человек неуравновешенный, несерьезный., искалечите девушке жизнь. Нет, вы уже свое сказали. Вам лучше молчать теперь. — Он очень старательно застегнул все пуговицы на своей пижаме и обратился к Ольге: — Когда она придет, пришли ко мне. Дам ей письмо к адмиралу. Товарищ надежный. Не то что некоторые… — И твердым шагом направился к двери.

Сидеть дольше было ни к чему. Петр, словно сбрасывая с себя лямки парашюта (было когда-то и такое), поднялся из-за стола. Ольга смотрела на него молча, почти со страхом. Она чувствовала, как ему тяжело, и, лихорадочно собираясь с мыслями, не знала, как ему помочь. Лишь слегка подняла руку, будто желая его удержать, но он отрицательно покачал головой, буркнул «до свидания» и вышел.