Этаж-42

Позвать деда, однако, не успел: он сам поднялся наверх со своим «ружжом», в долгополом кожухе выступил из темного лестничного проема. А за ним… два милиционера! Остановились молчаливыми суровыми призраками на лестничной площадке, ожидая, пока «хозяева», вдоволь натешившись, наконец угомонятся.

Первым заметил их Невирко. Сразу же выключил магнитофон.

Один из милиционеров раскрыл сумку-планшетку, вытащил оттуда бумагу.

— Прошу назвать свои фамилии, граждане, — потребовал неумолимым тоном следователя. — Место жительства? Откуда прибыли на строительный объект?

В дело вмешался дед Жугай: добродушный, с бородкой-мочалкой, сухощавый, с вечно слезящимися глазами. Откуда было ему знать, что тут свои? Увидев их, сразу переключился на шутейный тон.

— Гуляки вы несчастные! — крикнул он. — Из-за вас вот товарищей побеспокоил. — И к милиционеру: — Можете не записывать, своя кумпания.

Однако милиционер никого не собирался прощать: нарушение порядка, тем более ночью, в его патрульной зоне — дело серьезное.

— Как это — «своя кумпания»? — набросился он на старика. — Вы что, гражданин дежурный, забыли, на каком посту находитесь? Вот они — «свои»? — ткнул пальцем на девчат. — Начинают с танцев, а кончают…

Дед хотел было заступиться за хлопцев, жалел уже, что вызвал милицию, наделал такого шума. Принялся уговаривать старшего патрульного, что это, мол, хороший народ, трудовой, сами эти стены и возвели. Товарищ Невирко, разве не слыхали? К ордену представлен, первый монтажник в управлении, правая рука товарища Найды…

Все было напрасно.

— Про Найду слыхали, — кивнул милиционер. — Жалко, что его хлопцы в такую историю попали. И вы меня, дед, на беззаконие не подбивайте. У нас с ночными гуляками — свой разговор. Верно я говорю, товарищ сержант? — обратился он за поддержкой к своему коллеге.

— Какие могут быть разговоры! — строго ответил второй милиционер. — Пойдемте в отделение — и точка!

Петр Невирко глянул, словно прощаясь, в оконный проем, беспомощно развел руками.

— Пошли, Виталик, — сказал невесело. — Вот и потанцевали!.. На панелях лучше с перфоратором танцевать, а не с магнитофоном.

И он первым зашагал к лестничному пролету.

В дежурной комнатушке Жугая было тесно и не убрано, на подоконнике играл маленький транзистор в кожаном футляре — передавали непонятную восточную музыку. Под потолком тускло светилась лампочка. Стоял непокрытый изрезанный ножом стол с черным телефоном, продавленный диван с двумя валиками, колченогий венский стул.

Все зашли внутрь, кроме Полины. Она стояла на улице и, прижимая ко рту кулачок, горько плакала. Ванда оказалась решительнее: протиснулась к телефону, набрала номер. Никто ей не ответил, и она набрала снова. Слушала долго, упрямо. Когда и на этот раз не ответили, она повернулась к Петру и сердито сказала:

— Ну, позвони же куда-нибудь, Петр!

Старший из патрульных глянул на нее сочувственно. Спросил, куда, собственно, звонить? Вопрос и так ясен. Он был по натуре добрым, и ему стало жаль девчонок. Сел к столу, положил на него планшетку, вздохнул. Чего уж там!.. Он показал рукой на дверь и сказал, что девушки могут идти. И пусть хорошенько подумают, с кем проводить по ночам время. Когда за Вандой захлопнулась дверь, принялся за хлопцев: основательно, с пристрастием и придирчивостью. Откуда, сколько лет, место жительства, пол…

— Пока что мужской, — сердито ответил Невирко.

— Так и запишем: мужской, — произнес, не обращая внимания на его тон, патрульный милиционер.

Милиционер в кителе, с широким поясом, при кобуре, в милицейской фуражке, сдвинутой на затылок, руки тяжелые, узловатые, трудовые. Заполняет все тщательно, очень точно, будто схватил настоящего преступника, к которому не может быть доверия. Петр и Виталий стоят у двери немного подавленные: влипли в историю из-за такой ерунды. Кто, собственно, виноват? Надо же было с этой музыкой лезть на верхотуру. Противный старикашка! Петр искоса поглядывал на совершенно упавшего духом Жугая, который сел на продавленный диван, — козлобородый, в брезентовом плаще, в огромных сапожищах… Своих, своих подвел!..

Был заполнен один акт, потом другой. Ставились какие-то подписи, уточнялись фамилии, адреса. Под окном дежурки прохаживался второй милиционер: красный огонек сигареты ярко вспыхивал в темноте. Охрана, ничего не поделаешь!

Старший патрульный наконец поднял голову, снял фуражку и вытер ладонью реденькие, слипшиеся волосы. Устал папаша! Столько написать и — ни одной помарки. Дело складывалось неважно. Из нескольких слов патрульного Петр узнал: его младшего брата убили бандиты в Молдавии. Ворвались в сельскую кооперацию, думали, что легко отоварятся за народный счет, а тут случайно оказались двое из районной милиции. Началась драка, дошло до пистолета. Брат для острастки выстрелил в окно. Его свалили. Другого — тоже. Пятеро — на двоих. Топтали, издевались… Брат, не приходя в сознание, умер в больнице. Его товарищ выжил. Вот как было. И что же? Терпеть, возиться с такими? Бандиты были молодыми людьми, учились, умели говорить умные слова.