Этаж-42

Старший патрульный обернулся к Петру и потемневшим взглядом окинул его красивую стройную фигуру.

— Вы ведь тоже учитесь?

— Кончаю институт, товарищ старшина, — тихо ответил Невирко.

— А мой брат недоучился.

— Понимаю, товарищ старшина.

— Вот так… — Милиционер разгладил ладонями акт, глаза его потеплели. Видимо, понимал, что имеет дело не с бандитами, не с хулиганами. И все же оставался беспощадным стражем порядка.

И тут послышались чьи-то голоса. Петр сразу узнал Алексея Платоновича. Явился совершенно нежданно, свалился как снег на голову. Потом выяснилось, что ему позвонила Полина. Приехал, запыхавшись переступил порог. Взволнованно осмотрел комнатушку с тусклой лампочкой под потолком. Что случилось? Почему здесь?

Его появление, видно, подействовало на патрульного. Найду в городе знали, и старшина обрадовался ему, как старому знакомому.

— У вас на стройке… беспорядочек… — Он показал сперва на парней, потом на густо исписанные листки бумаги. — Подписать бы надо.

Найда со слов Полины уже знал о случившемся. Естественно, нелепость. Прочтя акт, не нашел там ничего особенного. Попросил хлопцев выйти на улицу.

— Пусть поостынут, — сказал тоном, которому не решился перечить даже патрульный милиционер. И когда они закрыли за собой дверь, взял старшину за руку. — Я вас прошу только об одном… Возьмите расписку… Рапорт по инстанции… Что угодно. Но поверьте мне, такая штука может погубить их, если дело попадет в определенные руки! Не сегодня, не завтра, но будет беда!

Старшина поднялся, сдвинул плечи.

— Вам виднее, товарищ Найда. Хлопцы, видать, неплохие… И если вы считаете… — он нерешительно взял акт, пробежал его глазами, — если вы за них ручаетесь…

Он еще подумал, посмотрел на листки, сокрушенно вздохнул и разорвал акт на клочки.

— Спасибо, старшина, — сказал Найда и подал милиционеру руку. — Вы сделали доброе дело.

* * *

Сына своего Алексей Платонович навещал не часто.

На этот раз вышло так, что он находился неподалеку от его дома, возвращаясь из монтажного управления, и решил, что неплохо бы проведать внука, узнать, как там идут дела. Найда знал: живут трудно, неровно, не все у них ладится — нет полного согласия и доверия. Тося долгое время нигде не работала, ссылаясь на болезнь малыша. Мол, за ним нужен особый уход, здоровье слабое, и в доме некому следить за порядком. После все же устроилась в какое-то министерство. Посадили Тосю разносить и регистрировать бумаги и она регистрировала, занималась разными сплетнями, бегала по магазинам за модными тряпками. Потом Тосю из технических секретарш перевели на должность секретарши производственной.

Доходили и другие слухи: Тося изменяет мужу. Он, впрочем, этот вопрос не затрагивал, не хотел, чтобы в молодой семье начался разлад. Ребенок растет, она может образумиться, дурь ее пройдет. Она мать неплохая. Со временем и к Толе повернется душой.

У сына как раз собирались обедать, пригласили и отца к столу. Но он отказался, заявив, что у себя на стройке уже пообедал с ребятами.

— Вы ешьте, а я с Андрейкой поиграю, — сказал Найда, усаживаясь с малышом на диване.

Анатолий был мрачен. Хмурилась почему-то и Тося, гремела посудой, моталась из кухни в комнату, словно ветром ее носило. Опять поругались, что ли? Домашние ссоры — сколько они у людей отнимают сил, здоровья, времени! Почему-то в молодых семьях слишком часто ссорятся. Пока гуляют в парках, там им и счастье грезится, и клянутся в верности, не оскорбляют друг друга. А начнут жить под одной крышей — все уже не так, все наперекор. Не раз приходилось Найде слышать жалобы пожилых людей на молодежь. Кое-кто даже прямо заявлял: «Родители во всем виноваты, не учат своих детей уважению, сдержанности, все им с малых лет подают на тарелочке, растят барчуков. Слишком мы церемонимся там, где нужна строгость».

«А может, не строгостью, а добротой надо растить и воспитывать нашу молодежь? — размышлял Найда. — Привыкли кричать где надо и где не надо. От Гурского, кроме окриков, слова доброго не услышишь. На оперативках, бывает, с таким остервенением выступает, что стыдно становится, и грустно, и досадно».

Однажды за что-то обрушился на прораба Хотынского, под чьим непосредственным руководством работает Алексей Платонович. Молодой инженер, деловой, смекалистый, добросердечный, но Гурскому подавай иной «стиль». Набросился на инженера за какой-то недосмотр, пригрозил перевести на отдаленный загородный объект. Алексей Платонович тогда не сдержался и высказал Гурскому все. Сказал, что подобными методами до коммунизма не добраться, что не ради этого они сражались с фашизмом, отдавали свою жизнь… Гурский рассвирепел тогда: «Человек ты известный, орденов у тебя немало, но для меня это ничего не значит. Я за план отвечаю, я хочу для народа побольше жилья, школ, больниц, детских садов, а ты меня толкаешь на путь гнилого либерализма? Не выйдет, товарищ Найда!».

Слава богу, Найду этим не возьмешь. Знают его всюду и уважают…

— Слушай, батька, — произнес Анатолий. — Я Гурского знаю. А ты ведешь себя не всегда умно. Больно шумишь!