Читаем Этажи. Созвездие Льва полностью

К Принцу подбежал один из участников парламента. Весь взъерошенный, худощавый, с мокрым от пота лицом.

— Фредерик?

— Творится что-то непонятное! — Выпалил подчиненный. — Никто из парламента не явился на собрание с утра. Холод… Холод повсюду. Несколько из наших погибло, у воспитательниц большие потери. Дети не успевают дойти до лазарета… Охотники второй день отказываются выходить из замка и это понятно: настолько холодно снаружи, что прогулка в лес окажется смертельной, даже будь они трижды тепло одеты. Народ бунтует… Нужно, чтоб вы вышли и поддержали…

— Фредерик… — Принц устало закрыл глаза. — Боюсь, это невозможно. Что бы мы ни делали, замок замерзнет. Вы же видите этот лед на полу.

— Но, ваше величество, неужели ничего нельзя сделать?


Принц обратился взглядом ко Льву и вздохнул. Тот понял его без лишних слов.

Залу оглушил громкий рев, но обеспокоенная толпа замерла не сразу. Все уставились на выступившего вперед Принца, только после этого внимание залы обратилось к нему.


— Я знаю, что всем сейчас страшно. — Громко начал Принц. — К сожалению… Страшно и мне самому. Но с этой минуты… Стелла прекращает свое существование. Простите меня. И… Проведите последние часы друг с другом. Это самое лучшее, что можно сейчас сделать.


Принц слышал, как попеременно в толпе раздаются крики и плач. Он дернул Льва за рукав, и они удалились из залы под всеобщий вопль отчаяния.

Что-то громыхало. По коридорам спешили стаи людей, поскальзываясь на льду, путаясь в плащах. Принц схватил Льва за руку, чтобы не потеряться. На пути им встречалось множество искаженных страхом лиц, упавшие замертво девушки, кричащие матери, злые мужчины, дерущиеся граждане, пихающие друг друга к стенам.

Во всем происходящем Принц различал только тепло ладони Льва, который вел его куда-то вперед. Юноша не заметил, как они оказались на балконе.

Принц смотрел на черное небо, покрытое толстым слоем туч, на падающие хлопья снега. Как много было снега. Что-то прекрасное в этом виделось парню, хотя происходящее вокруг и ужасало.

Голод мрачнел где-то внизу. Снег навалился на башенки, узорчатые заборы, лестницы, мощеные белым кирпичом дороги. Сады чернели. Ничего не было слышно, кроме протяжного завывания ветра. Принц почувствовал, как сверху на него накинули что-то большое и теплое.

Лев обернул их обоих с ног до головы какой-то упавшей шторой синего цвета. Они присели на бортик балкона, вжавшись друг в друга, как замерзшие воробьи.

Принц посмотрел на Льва. Тот уже отколупал пробку бутылки и делал несколько глотков прямо из горла. Тяжело выдохнув, протянул шампанское Принцу.

— За что мы пьем? — Спросил тот.

— За конец света.

Юноша отпил пьянящей жидкости и шмыгнул носом.

— А что ж без тоста? — Усмехнулся он.

— Ну, значит, тост. — Задумался Лев. — Пьем за Стеллу. За прекрасный город.

— С прекрасными людьми.

— Которые скоро все передохнут, как мухи.

— Именно.

— Жаль, конечно, этих добряков. Даже того придурка из цирюльни.

— Кого? Подожди, ты ходил к цирюльнику?

— Да, хотел придать форму усам, так сказать. Только оброс, понимаешь, а бриться передумал. Усы — это тема.

— Согласен. Я сначала на твои усы посмотрел, а потом только на тебя.

— А он мне, значит, говорит, мол, я девушек не брею, занимайтесь этим как-нибудь сами в своих женских кругах.

— Да ну? Он тебя с женщиной перепутал?

— Конечно. Видно, у вас только женщины ходят с длинными волосами.

— Мой отец ходил…

— Гребанные буржуи со своими привилегиями…

— Не волнуйся, скоро и они сдохнут.

— Да я рад, только вот самому умирать как-то не хотелось.

— Понимаю.

— Только начал чувствовать вкус жизни.

— И я. У нас так много общего…

— Познакомимся?

— А смысл? Мы все равно тоже умрем.

— Ну хоть перед смертью пусть случится что-то хорошее.

— Хорошо, давайте знакомиться. Я Принц.

— Нет, там не так было.

— Где «там»?

— Ты должен сказать: «Я, э-э-э, м-м-м… Ну-у… Ч-Чарли. Я Чарли».

— А вот эта «увертюра» перед именем действительно была?

— Да. Ты так долго мялся, что я подумал, что ты шмякнулся головой, поэтому ничего не можешь вспомнить. А ты просто придумывал себе имя, врунишка.

— Ну а что? Неужели ты бы не отправил меня домой, если бы я сказал: «Привет, я Принц, я хочу к тебе домой. Пустишь?»?

— Я бы подумал, что ты идиот. Возможно, я бы даже умер от испанского стыда.

— Вот видишь. Ладно, хорошо. Я Чарли.

— А я Лев.


С серьезными лицами они пожали друг другу руки.

— Скажите, Чарли, вам нравилась эта жизнь? — Откашлявшись, спросил Лев.

— Вся целиком?.. Наверно, не очень. Вот та часть, где мы с одним красавчиком жили в уединенном домике на отшибе — очень нравилась.

— Мне тоже.

— Вы тоже жили с красавчиком, Лев?

— Ну это был не красавчик, а просто симпатичный юнец.

— М-мм. Симпатичный, значит?

— Да, только он выглядел, как фея в мешке, потому что пришлось делиться с ним своей одеждой, а он худой страшно. Да и маленький.

— Спасибо за отзыв о симпатичном юнце. Наша компания по выдаче симпатичных юнцов примет это к сведению.

— Да, запишите там себе, что он тот еще юморист.

— Что еще?

— Еще он неприспособленный к жизни неумеха, который не может позаботиться о себе.

— Понятно.

— И…

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство