Эти бурные чувства

Если простые китайцы восстанут, если получающие копейки рабочие решат, что спасение им принесут коммунистические идеи, французы захотят найти способ сохранить контроль над Шанхаем. И они считали, что для этого им понадобятся оружие и ресурсы Алой банды. Они не понимали, что в случае революции в Шанхае просто не останется таких людей, с кем они смогут вести дела.

Но господин Цай не стал этого говорить. Он согласился помочь консулу при условии, что французы и дальше не будут мешать Алым вести свои дела во Французском квартале.

– Разумеется, старина! – воскликнул генеральный консул, говоря по-английски. – Без вопросов. – Когда они пожали друг другу руки, вопрос, похоже, был улажен.

По мнению Джульетты, все это отдавало театральностью и было в высшей степени нелепо. Нелепо, что ее отец должен просить разрешения на то, чтобы вести дела на земле их предков, обращаясь за ним к тем, кто просто прибыл на эту землю на кораблях, решив, что теперь главными здесь будут они.

Генеральный консул Франции, словно почуяв враждебность Джульетты, наконец снизошел и к ней.

– А что на этот счет думаете вы, мадемуазель Жюльетт? – осведомился он.

Джульетта широко улыбнулась.

– У вас не должно быть права голоса в наших краях. – Она произнесла это таким сладким тоном, будто высказывала свое восхищение. – Как бы мы ни были несовершенны, как бы мы ни грызлись друг с другом, в нашей стране условия должны диктовать мы, а не вы.

Лучезарная улыбка, играющая на лице генерального консула, поблекла, но лишь слегка, поскольку он не мог понять, бросает ли она камень в его огород или делает невинное замечание. Слова ее были резки, однако взгляд остался приветливым, а руки она сложила так, словно вела легкую светскую беседу.

– Хорошего дня, – вмешался господин Цай, прежде чем кто-то из французов нашелся, что сказать. И, взяв Джульетту за плечи, повел ее прочь.

– Джульетта, – прошипел он, едва они отошли достаточно далеко, чтобы их не услышали французы. – Я не думал, что мне придется объяснять тебе это, но могущественным и влиятельным людям нельзя говорить такие вещи. Иначе ты умрешь.

Джульетта стряхнула его руки со своих плеч.

– Полно, – бросила она. – Каким бы влиятельным и могущественным он ни был, ему не под силу убить меня.

– Хорошо, может, он тебя и не убьет…

– Тогда почему я не могу говорить, что думаю?

Ее отец вздохнул и сделал паузу, подыскивая слова.

– Потому что тем самым ты задеваешь его чувства.

Джульетта сложила руки на груди.

– Мы не должны ничего говорить о несправедливости существующего порядка, потому что это задевает его чувства?

Господин Цай покачал головой и, взяв дочь за локоть, отвел ее в сторону, после чего оглянулся через плечо. Когда они оказались возле одной из беседок, он отпустил ее.

– В наши дни, Джульетта, – тихо и настороженно сказал он, – наибольшая опасность исходит от влиятельных белых мужчин, которые считают, что их оскорбили.

Джульетта знала – он прав. Она знала это куда лучше, чем ее отец и мать, которые видели только то, на что иностранцы способны в Китае. Но ее родители, как-никак, отправили ее получать образование в Америку. И она выросла, зная, что прежде, чем зайти в какое-нибудь заведение, она должна посмотреть, нет ли на нем таблички «только для белых», означающей, что ей туда нельзя. Она научилась отступать в сторону всякий раз, когда навстречу ей по тротуару шла белая женщина на высоких каблуках и в жемчугах. Научилась опускать глаза, если муж этой белой женщины, заметив, что Джульетта закатила глаза, кричал ей вслед, спрашивая, зачем она явилась в его страну и в чем ее проблема.

И дело было вовсе не в том, что она чем-то оскорбила его. Этими людьми двигало другое – уверенность в том, что они в своем праве, что у белых людей прав больше, чем у остальных. Именно из-за этой уверенности в том, что белым все должны, их жены прикладывали к носам платки и фыркали, полностью одобряя тирады своих мужей. Они мнили себя хозяевами мира – и на украденной ими земле Америки, и на украденной земле Шанхая.

Они везде считали, что другие им должны. И Джульетте это так надоело.

– Ну и что с того, что это задевает его чувства – такое рано или поздно случается со всеми, – зло сказала она. – Пусть это хотя бы раз коснется и его, пока он здесь. Он не достоин иметь тут власть. У него нет такого права.

– Я знаю, – просто сказал господин Цай. – Это знает весь Китай. Но так уж устроен современный мир. Пока у него есть тут власть, он будет нам нужен. А власть он будет иметь, пока у него будет больше винтовок и пистолетов.

– Пистолеты есть и у нас, – проворчала Джульетта. – Последние сто лет нам вполне хватало пистолетов, чтобы держать Шанхай в кулаке.

– Да, когда-то нам их хватало, – ответил господин Цай. – Но не теперь.