— Боже, ты чертовски хорошо пахнешь, — он поднимает голову. — Она должна быть у нас сегодня вечером, Люци, — говорит он.
Взгляд Люцифера становится жестким, но он ничего не говорит Эзре. Вместо этого его следующие слова обращены ко мне.
— Ты можешь бежать, Лилит. Но ты не сможешь спрятаться, — он качает головой. — Не от меня.
Он кивает Эзре, который толкает меня вперед, и я, черт возьми, бросаюсь вперед, не смея оглянуться. Адреналин проносится по моему телу как молния, и мои ботинки стучат по грязи с каждым твердым шагом. Я не слышу своего сердца, своего тяжелого дыхания, но я не думаю, что они последуют за мной. Пока нет.
Они тоже хотят затянуть это. Я понятия не имею, почему они злятся на меня, что произошло между ними и моим братом, кроме дома Бруклин и того, что Джеремайя отвернулся от Несвятых. Но мне все равно. Если они хотят играть, у меня будет время побегать.
Я замедляю шаг только тогда, когда полностью выхожу из леса, оглядываюсь назад, когда впереди появляются огни города.
Их там нет.
Я пересекаю пустую улицу, медленно бегу по тротуару к перекрестку, где мы с Люцифером впервые встретились. Мой старый жилой комплекс, моя старая жизнь — прямо за углом.
Я прикладываю руку к груди, чувствую, как сердце ударяется о ладонь.
Это больше не я. Люцифер сохранил жизнь сломленной девушке, только чтобы превратить ее в монстра. Он думал, что он плохой. Он думал, что я испугалась.
Он понятия не имеет, что я сделала за последний год. Что я видела. Что я пережила от рук своего брата. Он может наебать меня, но только один из нас будет наебан. И Лилит собирается вернуть то, что ей принадлежит.
Глава 13
Люцифер опускается на колени.
Он спустил нас по лестнице в конце коридора, и мы оказались под землей, в помещении, которое, похоже, когда-то могло быть камерой. Там стоит инвалидное кресло с бутылкой рома, приподнятой над сиденьем, и двухместная кровать с удивительно белым матрасом. Цементный пол голый. В углу комнаты висит веревка. И где-то за пределами этой камеры я слышу чьи-то стоны и безошибочные ритмичные удары двух трахающихся людей.
Люцифер прорывает руками дыру в моих чулках, а потом смотрит на меня с пола, глядя на лезвие в моей руке.
— Тебе нравится боль?
Я не знаю, что ответить. Я все еще чувствую его вкус на своих губах. На моем языке. Я хочу больше этого. Больше его. Но я хочу, чтобы у него была и я.
Я киваю, протягиваю ему лезвие трясущимися руками. Не знаю, трясусь ли я от водки, от страха, от растерянности. От чего-то другого.
Его глаза смотрят на меня, когда он прижимает острие ножа к моей коже.
— Будет совсем немного больно, — обещает он. А затем, все еще глядя на меня, он проводит лезвием по моей коже.
Жжет, но это более чем терпимо.
Он опускает нож, и я открываю рот, чтобы запротестовать. Чтобы сказать ему, что он должен попробовать меня на вкус, как я пробовала его.
Но я не успеваю произнести эти слова.
Его язык проникает к моему бедру, впитывая мою кровь. Жжет, и мне это чертовски нравится. Его язык горячий, и его губы касаются моей кожи, когда он всасывает в рот все больше крови, а его руки обхватывают мою верхнюю часть бедра. Так близко к тому месту, где я хочу, чтобы были его пальцы. Туда, где я хочу, чтобы был
Пока нет.
Он дразняще проводит языком туда-сюда по ранке, а потом снова поднимает на меня глаза.
— Ложись сюда, — рычит он.
Я так и делаю.
Я падаю на колени на бетонный пол, и его рот снова находит мой. Это не сладкий поцелуй. Но и не гневный. Он собственнический. Он грязный. Я чувствую вкус своей крови на его языке и сильно кусаю его губу.
Он кусает в ответ, разрывая кожу.
Я хнычу, и он стонет, его руки обхватывают мое тело. Это грех. И я больше никогда не хочу быть хорошей.
Его руки находят мое горло, пальцы обвиваются вокруг меня. Он отстраняется, затем приближает свои губы к моему уху. Он целует это чувствительное место между моим ухом и шеей, а затем снова кусает меня, грубо.
— Мне все равно, что ты сделала, — говорит он, его слова обжигают мою кожу. — Мне все равно, с кем ты была, ты понимаешь?
У меня перехватывает дыхание. Мы снова говорим об этом. Я думала, ему не понравится эта часть. Я думала, он не захочет это слушать. Никто другой не хотел. Вот почему я никогда не встречалась. И, возможно, он не хочет этого слышать, потому что я не хотела слышать о беременной девушке. Я не хочу думать, что один из его первых, один из самых важных, не будет со мной. Это может сделать меня ужасным человеком. Сумасшедшей. Но мне все равно.
Я понимаю.
— Ты понимаешь? — спрашивает он меня снова, его пальцы крепче сжимают мое горло.
Я киваю.
Он стонет мне в ухо, его дыхание обжигает мою кожу.
— Теперь ты моя, Лилит. Ты моя с этого момента.
Одна его рука все еще на моем горле, другой он собственнически тянет вниз по моему телу, пока не оказывается
Он хватает меня, сильно.