Эти чудовищные узы

— После сегодняшней ночи, — говорит он хриплым голосом, снова наклоняясь ко мне, — что будет потом?

Я моргаю. После сегодняшней ночи. Я не должна была пережить эту ночь. Это должно было стать концом. Депрессия посещала меня, как призрак в ночи, сколько я себя помню. Мне надоело тонуть во тьме. Я хочу наконец умереть в ней.

Он зажимает мой подбородок между большим и указательным пальцами.

— Что будет потом? — повторяет он, его голос холоден.

Я открываю рот, и он проводит большим пальцем по моей распухшей губе. Я все еще чувствую вкус его крови и своей. Он наклоняется, и мы оказываемся нос к носу.

— Скажи, что останешься.

Я делаю дрожащий вдох. Это не приказ, эти слова. Это больше похоже на мольбу.

— Пожалуйста, скажи, что останешься, — снова просит он, его голос звучит более отчаянно. — Ты не хочешь умирать.

Последние слова он произносит как вопрос и как угрозу.

Я снова слышу чей-то стон вдалеке от этого поганого места. Клянусь, я слышу чей-то шепот. У меня кружится голова, и Люцифер, находящийся сверху, так близко ко мне, умоляющий меня жить, не помогает мне думать.

Я была здесь раньше. Не эмоционально, не так, как с Люцифером. Но я теряла сознание больше раз, чем хотела бы сосчитать. И сегодня я слишком много выпила. Я угасаю, и какая-то маленькая часть меня злится. Мне придется проснуться утром, и все это может оказаться сном. Люцифер может уйти. Я могу быть одна. И мне придется найти пистолет в утреннем свете и набраться смелости, чтобы снова нажать на курок.

Он прижимает к моим губам поцелуй, более мягкий, чем все остальные.

— Скажи, что останешься, и я всегда буду здесь. Мы всегда будем вот так. Ты возьмешь мои грехи, я возьму твои.

Я с трудом удерживаю глаза открытыми. Я не продержусь здесь с ним долго.

— Я боюсь, что когда я проснусь, тебя уже не будет.

Мне должно быть стыдно за эти слова, но я не стыжусь.

Я не хочу, чтобы этот странный, извращенный мальчик уходил.

Он снова целует меня.

— Я никогда не оставлю тебя, — клянется он. — А если ты покинешь меня… Несвятые будут знать, как тебя найти.

Я закрываю глаза, на моих губах появляется улыбка.

— Ты меня не знаешь.

Он целует мои губы, мои щеки, мой нос. Мои брови.

— Я не оставляю то, что принадлежит мне. Мы можем вечно узнавать друг друга.

Я вздыхаю.

— Ребенок… — я не знаю, почему я это говорю, но это одна из многих вещей, которые я не понимаю.

Он проводит пальцем по моей челюсти, останавливаясь на горле. Я закрываю глаза, боясь, что то, что он скажет дальше, причинит боль.

— Мы разберемся с этим. С тобой рядом со мной мы разберемся, Лилит.

Я улыбаюсь.

А потом мир становится черным.

Мне снятся странные вещи.

Руки вокруг моего горла. Шепот на ухо. Кто-то кричит, далеко-далеко. Звуки стонов, сердитые мужские голоса. Ощущение любви и похоти, переплетенных в одно целое. Во мне. Разбивающееся сердце. Пронзительный, гортанный крик, призывающий кого-то — Остановитесь! Но никто не останавливается.

Свет гаснет.

Кто-то плачет.

Меня уводят, а Несвятые остаются разбросанными по психушке.

Глава 14

Настоящее

Джеремайя подставил нас.

Вернее, он специально сказал Николасу, что не вернется до утра, чтобы посмотреть, что именно мы можем сделать в его отсутствие.

И он, черт возьми, ждёт, когда Николас пройдет мимо охранников у двери, со мной через плечо в черном мешке для трупов.

Я знаю, что Джеремайя там, еще до того, как вижу его. Прежде чем он произнесет хоть слово. Потому что Николас замирает, его руки крепче обхватывают меня за талию.

Черт возьми.

Он осторожно ставит меня на землю, и я знаю, что он собирается расстегнуть молнию на сумке, когда Джеремайя останавливает его.

— Не надо, — тихо говорит он. Спокойно.

Я слышу, как Николас отступает. Я крепко закрываю глаза, желая своему брату медленной смерти. Он собирается потянуть это. Он собирается держать меня здесь, чтобы я усвоила урок. Но я обещаю себе, что если он снова бросит меня Кристофу, я убегу и никогда не вернусь.

Никогда.

Я все равно убью Люцифера ради него, потому что это и ради меня тоже. Но я больше не буду выполнять его просьбы, если он снова поставит меня в положение, когда меня будут насиловать.

— Ты этого хочешь? — тихо спрашивает он. По звуку его голоса и по близости я понимаю, что он опустился на колени рядом со мной.

Я закатываю глаза, не видимые никому, кроме, возможно, самого дьявола.

— Отвали.

Конечно, может, мне стоит держать рот на замке. Сейчас час ночи. Неважно, сколько часов в особняке Рейн, ночью никто не бывает самим собой. Мы надеваем маски, когда заходит солнце. Наши самые грязные дела выходят наружу. Наши уродливые души. Ночью мы принимаем самые дикие формы.

Мой брат не исключение.