Этика Нового Завета

Остальная часть Нагорной проповеди уточняет характер общины, стремящейся воплотить это эсхатологическое представление о божественной праведности. Общинники должны отложить гнев, похоть, насилие, лицемерие, гордыню и материализм. Вместо этого эгоистического и своекорыстного поведения им надлежит возлюбить своих врагов, выполнять обеты (в том числе брачные), свободно прощать (как и они прощены Богом), тайно подавать милостыню и доверять Богу, что Он позаботится об их материальных нуждах.

Если мы сопоставим эти заповеди с мишнаитской галахой или детальными уложениями кумранского «Устава общины» (1QS), нам сразу бросится в глаза довольно широкий и неполный характер матфеевской программы. Уэйн Микс пишет:

...Здесь нет системы заповедей. Правила не носят всеобъемлющий характер: берутся лишь отдельные случаи из жизни, - в качестве примера того, какое поведение ожидается от общины... Не излагает Иисус у Матфея и философские принципы, с помощью которых можно рационально вывести поведенческие нормы. Поразительно, что, хотя в Евангелии от Матфея Иисус выступает в роли мудреца, Его учения не складываются в этическую систему. По всей видимости, с точки зрения евангелиста, воля Божья открывается не в такой педагогической программе[9].

Ригористические призывы Матфея к нравственному совершенству - не призывы подчинить себя некой всеохватывающей системе правил. Подчеркивая задачу Церкви учить послушанию Иисусовым заповедям, евангелист усматривает в этой задаче глубинную цель - преображение сердца, преображение характера. По словам Томаса Оглтри, «языком закона и заповеди Матфей выражает то, что более адекватно может быть выражено языком добродетели»[10]. Как известно, «язык закона и заповеди» - это часть израильского наследия, на которое претендует Матфей, подвергая его герменевтической трансформации в свете Иисусова учения. Однако, действительно ли термин «язык добродетели» более удачен, - вопрос спорный: пафос евангелиста передается именно через парадоксальное напряжение между его стабильными этическими категориями и Вестью о том, что приход Царства преображает все, включая людей, живущих в подотчетности этим категориям.

Правила и заповеди придают нравственной жизни упорядоченную структуру. Но Матфей также полагает, что действия могут органично вырастать из характера. Например, лжепророки узнаются «по плодам», ибо «не может дерево доброе приносить плоды худые» (7:15-20). Та же метафора появляется и в обличении Иисусом фарисеев, которые обвинили Его в том, что Он изгоняет бесов «Вельзевулом, князем бесовским» (12:24).

Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым; ибо дерево познается по плоду. Порождения ехиднины! Как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста (12:33-34).

Речь и поступки - внешнее проявление того, что находится в сердце. По-видимому, именно поэтому в знаменитой притче об овцах и козлищах «овцы», наследующие Царство, уготованное им от основания мира, даже не знали, что служат Иисусу. Они просто приносили плод; в их поступках выражалась доброта их характера. Можно спросить: как такой подход к этике соотносится с акцентом Матфея на послушание словам Иисуса? Подробного ответа на этот вопрос евангелист не дает, однако мы можем высказать правдоподобную, на наш взгляд, гипотезу. Действие вырастает из характера, но характер не столько определяется природой, сколько создается через научение праведным путям. Люди, откликнувшиеся на проповедь Иисуса и подчинившие себя Его наставлениям, преобразятся. Они преобразятся так, что их действия «естественным» образом будут мудрыми и праведными. Они научатся навыкам и пониманию, которые необходимы для того, чтобы жить в верности Богу. В этом отношении нравственная позиция Матфея имеет много общего с израильской традицией Премудрости, хотя евангелиста больше заботит формирование общины, чем культивация мудрости и добродетели в отдельных людях.

(Б) Герменевтика милосердия. Одно из главных качеств, которые Иисус старается привить людям, - милосердие. В спорах с фарисеями Он дважды цитирует Ос 6:6: «Милосердия хочу, а не жертвоприношения» (Мф 9:13; 12:7). Многие исследователи отмечают, что этот же отрывок вспоминал великий раввин Иоханан Бен-Заккай, основатель раввинистической академии в Ямнии, в качестве утешения Израилю, когда предписанные Законом жертвоприношения стали невозможны[11]. Получается, что Матфей цитирует текст, который обрел большую герменевтическую значимость в современном (или почти современном) ему фарисейском иудаизме, но дает ему другое применение. Повторение же цитаты указывает на особую значимость Ос 6:6 для понимания матфеевской этики[12].