Этикет темной комнаты

Я очень хочу, чтобы ты вернулся домой.

Если не ради меня, то ради твоей мамы.

Я видел ее сегодня.

И едва узнал

Если ты вернешься домой в целости и сохранности,

то знай, это будет моя заслуга,

потому что я молюсь об этом ежесекундно

Как ни странно, мне, скорее всего, будет страшно увидеть тебя

Четверг, Апр. 22, 2:30

В последнее время в голове у меня все время вертится одна мысль.

Как видеоклип, снова и снова.

Мы едем в машине, я вижу

ресторан и говорю, чтобы ты остановился,

а ты отвечаешь: Поехали дальше.

И это все повторяется и повторяется

Это я хотел, чтобы ты остановился.

Ты не хотел, а я умолял тебя

Мы были в часе езды до дома. Так-то вот.

Один час, и мы пошли бы в школу

на следующий день, и все было бы хорошо

Думаю, этот час убьет меня

Это его последнее сообщение. Листаю к началу, читаю все это еще раз, а потом нахожу голосовое сообщение, оставленное им для меня через два дня после последней эсэмэски.

Включаю голосовую почту.

«Привет. Это я. – Голос Люка заполняет комнату. – Я поехал в тот ресторан, и там была та девушка, Пенни. Ты помнишь ее? Она действительно милая. Уверен, она просто делала мне одолжение, но помогала искать какие-нибудь зацепки, и мы нашли в кладовой твой телефон. Я смотрю на него и знаю, что ты не можешь ответить, но все же надеюсь, что ты сделаешь это – безумие какое-то? – Его дыхание шипит, напоминая помехи. – Ты мой лучший друг, и я люблю тебя. Почему мы никогда прежде не говорили этого друг другу? Потому что мужчины из Техаса так не говорят».

Он смеется.

А потом начинает плакать.

«Прости меня, Сайе. Ты не вернулся, и я должен был понять, что что-то не так, но я был ужасно напуган и не мог рассуждать здраво. Я ничего не сказал твоей маме, и она ничего не знала о твоем исчезновении до следующего утра. Если бы мы начали искать тебя раньше, то нашли бы».

Пару минут слышно лишь, как Люк плачет, а потом он говорит:

«Я так виноват, Сайе, и я буду чувствовать себя виноватым до конца жизни».

Выслушав это сообщение, продолжаю в ошеломлении смотреть на телефон.

Люк считает, что это его вина? Вот почему он не разговаривает со мной? Потому что чувствует себя виноватым?

Нахожу его последнее сообщение, и мои большие пальцы надолго зависают над клавишами, а потом начинаю печатать ответ:

Ну… Я только что получил девять биллионов сообщений.

Прости, что так долго не отвечал

И тебе на заметку.

Я тоже тебя люблю

Девяносто четыре

Эван улыбается, входя в мою комнату. Похоже, он пропустил пару визитов к парикмахеру и волосы у него давно не стрижены, а неровная темная щетина вызывает в памяти неухоженную лужайку.

Внезапно его улыбка гаснет.

– Что случилось? – Он говорит это так осторожно, что мне хочется найти зеркало и посмотреть, не выгляжу ли я заплаканным. Этого не должно быть. Я в течение двадцати минут держал на глазах холодную салфетку, чтобы устранить припухлость, так что о моих чувствах я, по всей видимости, даю знать как-то по-другому.

Прочищаю горло:

– Ничего. Все хорошо.

Или, по крайней мере, так все складывается. Люк поехал с родителями в колледж, но сразу по его возвращении я встречусь с ним, и Пенни тоже скоро будет дома. Я был полон надежд, действительно был. Но этим утром мне ни с того ни с сего захотелось взять в руки стереоскоп, и я до сих пор не могу справиться с этим желанием.

Руки у меня чешутся, нервы напряжены, и я знаю, что успокоюсь, если немного подержу его в руках и просмотрю несколько снимков, но это просто какое-то безумие. Полный идиотизм – нуждаться в стереоскопе в комнате со множеством окон.

И теперь я гадаю, действительно ли я сумел восстановиться – ведь я считал, что все у меня хорошо, но, может быть, это не так. Может, я никогда не сумею прийти в норму.

Эван по-прежнему смотрит на меня испытующе и с беспокойством.

– Ты уверен?

– Вполне. Какую пиццу ты принес?