Этикет темной комнаты

– Николай любит воду. – Ее губы трогает легкая, как отблеск свечи, улыбка. – Ему пока что нужны надувные нарукавники, но он… скоро научится прыгать с вышки. Он настраивает себя на это, понимаешь? – На ее глаза наворачиваются слезы.

– Пенни, в чем дело?

– Мне нужно к нему.

– Но папа сказал, что это невозможно.

Она вытирает слезу на щеке.

– Пожалуйста, не грусти. – Руки у меня подергиваются: мне так хочется обнять ее. – Может, папа передумает. И отпустит тебя ненадолго, если только ты уйдешь недалеко. Где твой дом?

– Лорел.

– Лорел? Но такого места в действительности нет.

– Есть. Я помню тебя. Мы ходили в одну школу.

– Что? Нет, мы…

– Пожалуйста, выслушай меня. Этот человек похитил тебя, и если мы…

– Он не похищал меня. Он меня спас!

– И если мы поможем друг другу, то сможем выбраться отсюда.

– Нет! – Я вскакиваю с места и зажимаю уши.

– Сайе, пожалуйста.

Я дрожу, меня тошнит, я свешиваюсь с горы.

– Пожалуйста, перестань!

Сажусь на пол и плачу, она садится за стол и тоже плачет.

Какое-то время спустя слышу, как, подобно металлической змее, ползет по полу цепь, а потом чувствую ее пальцы у себя на голове. Тянусь к ней, чтобы проверить, не дух ли она, а потом отдергиваю руку.

– Прости.

– Все хорошо.

– Мне нельзя прикасаться к тебе. А не то у меня будут неприятности.

– Все хорошо, – опять говорит она. – Когда мы вдвоем, мы можем придерживаться других правил.

Она садится на пол рядом со мной и позволяет положить голову ей на бедро. Она гладит меня по голове, и это приятно – все как тогда, в подвале.

Пятьдесят один

Пенни говорит, что хочет освоить профессию, связанную с помощью другим людям, – стать, например, психологом, или социальным работником, или врачом, или учителем.

– А ты чем хочешь заниматься, когда вырастешь?

– Я не хочу взрослеть.

– Са… Дэниэл, не говори так.

– Но это правда. – Папы нет дома, но я понижаю голос до шепота: – Ты же знаешь, что меня похитили плохие люди?

– Да?

– Так вот, оно вернется к началу.

– Что вернется?

– Время.

– Время?

– Да. Скоро мне опять будет десять лет. – Она озадаченно смотрит на меня, и я пытаюсь объяснить: – Время бывает разное, и я живу в неправильном времени. Я должен вернуться к тому моменту, когда плохие люди похитили меня.

Пенни не отвечает, просто вынимает из пластиковых пакетов еду и кладет ее на тарелки.

– Иди поешь.

Я знаю, что она не верит мне, и это обижает меня, поэтому я поворачиваюсь к ней спиной и, лежа на полу, смотрю в стереоскоп, обратив его к потолку. Небо – лес – океан…

Пенни отнимает стереоскоп от моего лица.

– Иди ешь, – повторяет она, и я сердито смотрю на нее.

– Ты не веришь мне!

– Я просто не понимаю… но, поев, ты расскажешь мне о времени поподробнее, о том, как оно идет, о’кей?

Я все еще расстроен, но киваю в ответ. Она возвращает мне стереоскоп, и я, сев за стол, кладу его себе на колени. Мы крестимся и говорим спасибо за бутерброды с арахисовым маслом и джемом, за яблочный сок и картофельные чипсы. После еды Пенни становится на колени, и я, сделав то же самое, слушаю, как она молится.

– Господи, пожалуйста. Храни нас. Пожалуйста, пусть с Дэниэлом опять все будет в порядке.

– Пенни… я болен?

И после долгой паузы она отвечает:

– Да, в некотором смысле. Но тебе станет лучше.

Пенни рисует своего брата. Ники, Никеля, Николая. У него темные волосы и озорные глаза.

– Можешь рассказать мне еще одну смешную историю про него?

Немного подумав, она отвечает:

– Наверное, могу.

Я улыбаюсь и засовываю мелок в карман.

– У Николая в детском саду на стене висит маркерная доска. У нее есть печальная сторона и счастливая сторона. В начале каждого дня имена всех детей написаны на счастливой стороне, но если малыши проказничают, учительница стирает их имена со счастливой стороны и пишет на печальной стороне. А если они совсем уж плохо себя ведут, то рядом с их именами она ставит галочки. Ники решил сделать нечто вроде такой доски для меня и мамы: если кто-то из нас расстроит его, то он напишет имя этого плохого человека на печальной стороне. Он на самом деле думал, будто сможет заставить нас делать все, что пожелает. Ну, например, если он не захочет ложиться спать, то вытащит свой блокнот и посмотрит на нас устрашающим взглядом: «А вы уверены, что хотите оказаться на печальной стороне?»

Я смеюсь и представляю себе эту картину.

– Он такой забавный. Всегда запоминает новые шутки и загадки, да и сам по себе он очень смешной и милый… – Она не договаривает фразы. В ее глазах стоят слезы.

Пенни лежит на диване, закрыв лицо руками.

– Ну давай поделаем что-нибудь. – Я тяну ее за руку.

– Не сейчас. Мне надо подумать.

– О чем?

– Дэниэл… – Она перекатывается на другой бок и оказывается дальше от меня. – Почему бы тебе не пойти в свою комнату и не построить что-нибудь, а потом, когда твой папа придет домой, я посмотрю, что у тебя получилось, хорошо?

Мои плечи поникают:

– Хорошо.

Бреду к себе и добавляю несколько небоскребов в город из «Лего». Мне одиноко, хотя Пенни совсем рядом. А если она покинет нас, то я буду чувствовать себя так всегда.