Этикет темной комнаты

Пенни, изучая свою тарелку, шевелит губами, словно молится. Затем поднимает на нас свой решительный, но дружелюбный взгляд.

– Я могу приезжать и присматривать за Дэниэлом, когда будет нужно. Я не против.

Папа смотрит на нее, взгляд у него тяжелый:

– Мой сын говорил тебе, почему он не выходит из дома?

– Нет.

– Главное для меня – его безопасность.

– Понимаю, – отвечает Пенни. – И согласна с вами. Я не сделаю ничего, что может…

– Может что?

– Что может навлечь на меня опасность, – заканчиваю я мысль Пенни.

– Верно, – улыбается мне папа, а затем твердо смотрит на Пенни. – А твой отъезд опасен для него.

– Но я не…

– Мой ответ «нет»!

После ужина я спрашиваю папу:

– Можно я покажу Пенни мою комнату?

Его глаза сужаются, будто он хочет ответить отрицательно, но потом медленно кивает:

– Думаю, можно.

– Ура-а-а! Пошли, Пенни.

Она идет за мной в мою спальню, и я направляюсь прямо к городу из «Лего», который построил перед папиным отъездом, но тут меня настигает то самое слово:

– Сайерс.

Я разворачиваюсь и смотрю ей в лицо.

– Сайерс…Сайе… Не могу поверить, что это ты… Не верю своим глазам.

У меня мороз по коже.

– Н-нет. Меня зовут…

– Твоих родителей показывали в новостях, и твой друг Люк…

– Нет.

Падаю с вершины горы. Тру кулаком висок, сильнее, еще сильнее.

У Пенни широко распахиваются глаза.

– Прости. Только не надо так, ладно? – Она оборачивается на дверь, ее голос звучит испуганно: – Я… Я хочу увидеть твои вещи. Просто покажи мне свои вещи. – Она хватает что-то с моей полки. – Вот это! Что это такое?

Я медленно опускаю кулак.

– Окно.

– Окно?

– Это как окно. – Подношу стереоскоп к ее глазам.

– Видишь?

– Да.

– Через него можно увидеть красивые места.

– Это… красиво.

– Дэниэл? – Папа просовывает голову в дверь. – Пора спать.

– О’кей. – Подхожу к кровати и стаскиваю покрывало. – Ты можешь лечь с этой стороны, Пенни.

– Нет, – зло выпаливает папа. – Она не может остаться здесь.

– Почему? В подвале мы…

– Хватит спорить со мной, молодой человек, и перестань корчить недовольную физиономию.

Я перестаю хмуриться.

– Пожелай ей спокойной ночи, Дэниэл.

Грудь Пенни начинает быстро подниматься и опускаться, но я делаю так, как он велит мне. Говорю:

– Спокойной ночи, Пенни.

И смотрю, как она выходит с ним из комнаты.

* * *

Вернувшись, папа пододвигает свое кресло к моей кровати.

– Значит, здесь у нас девушка. Она тебе нравится?

– Да, сэр, – осторожно отвечаю я.

– Это хорошо. Я привез ее для тебя.

– Спасибо. Где она?

– Внизу.

У меня отвисает челюсть.

– Она сделала что-то неправильное?

– Просто у меня пока что нет подходящего для нее места.

В этом нет смысла: здесь стоят диван и моя кровать, да и одной Пенни в подвале страшно. Но папа не похож сам на себя, и я боюсь спорить с ним.

– Папа… что-то случилось?

– Ты о чем?

– Ну, тебя ведь не было.

Его взгляд становится пустым:

– Умер мой отец.

– О нет. – Совсем как отец Пенни. – Мне очень жаль. – Это так ужасно, что отец может умереть. Не знаю, что я буду делать, если что-то случится с моим папой.

– Ты последний, – говорит папа.

– Последний?

– Последний, в ком течет моя кровь.

Просыпаюсь с мыслью о Пенни; войдя в гостиную, нахожу ее там. Она сидит за столом, волосы у нее мокрые, на ней моя одежда. Я подбегаю к ней и сажусь как можно ближе, чтобы чувствовать запах мыла на ее коже.

– Привет, Пенни, – говорю я, но она не отвечает мне.

К нам присоединяется папа, и я ем вафли с большим количеством сиропа, он пьет кофе, но Пенни, похоже, не голодна – она не притрагивается к еде.

Когда я приканчиваю все, что лежит у меня на тарелке, папа встает и берет свой термос.

– Ты помнишь, что я тебе сказал?

– Сэр? – Но потом слежу за его взглядом и обнаруживаю, что он смотрит на Пенни, которая медленно кивает ему.

Папа тоже кивает ей, а затем треплет меня по голове.

– Веди себя хорошо сегодня.

– Я всегда веду себя хорошо.

Он с легкой улыбкой хмыкает и уходит, закрыв за собой сейфовую дверь. Я вскакиваю на ноги.

– Чем мы будем заниматься, Пенни?

Но она по-прежнему молчит. Наверное, устала. Цепь на ее лодыжке слишком коротка, чтобы она могла сесть на диван, и потому я тащу диван к ней. Одна его деревянная ножка шатается, и мне приходится двигать его осторожно, дюйм за дюймом. Пододвинув его достаточно близко к Пенни, говорю ей:

– Ты можешь лечь на него.

Она поднимается со стула и падает на диван. Как только ее голова касается диванной подушки, ее веки смыкаются. Да, она очень устала. Укрываю ее и слушаю целых два фильма, прежде чем она наконец просыпается.

– Хочешь есть? – спрашиваю я.

Она, медленно моргнув, кивает.

Папа оставил нам бутерброды с колбасой и сыром и пакет «Фритос». Выкладываю все это на тарелку и сажусь на диван рядом с ней. Пенни крестится, я тоже, а затем она начинает есть, медленно отдирая от хлеба корку.

– Раз тебе стало лучше, Пенни, мы можем чем-нибудь вместе заняться. – Показываю на стопку настольных игр и на мелки, на акварель и бумагу. – Нам с тобой будет весело, обещаю тебе.

– О’кей, – тихо говорит она, и я чувствую себя счастливее, чем когда-либо.

Это просто прекрасно, это просто блаженство, это просто мы.