Этюды о карельской культуре

Потом возникла необходимость ликвидации дере­вень Пукеро и Кяссюля в связи с расширением здесь артиллерийского полигона. Сусанне Кнуру со своими детьми пришлось переселиться в поселок Бернгардов­ну, неподалеку от города Всеволожска. Там в русской школе Эйно окончил 3 и 4 классы. В первую военную зиму 1941/42 года школа не работала, а в марте семья Кнуру была вывезена в Сибирь. Там Эйно окончил 5 — 7 классы. Сам путь в эвакуацию оказался очень длинным, более 4000 километров, и долгим — времени на дорогу ушло более месяца.

«Из дому отправились 26 марта 1942 года, — вспоми­нает Кнуру. — Ледовая дорога выходила на Ладогу от Ириновки — на этом месте теперь поставлен памятный знак — и заканчивалась поблизости от станции Кабона. Из Кабоны нас повезли в «теплушках» через Тихвин, Пермь и Уфу. Затем мы пересекли Урал и доехали до города Ачинска на берегу Чулыма, одного из прито­ков Оби. Однако в Ачинске нас не оставили, а на теле­гах повезли за тридцать километров к северу от города, в старинную русскую деревню Симоновку, расположен­ную на берегу того же Чулыма. Оттуда мы перебрались еще за десяток километров в сравнительно молодое село Новая Еловка. По русскому обычаю, все дома в этой деревне, а их было около двухсот, стояли рядами вдоль двух пересекающихся улиц. Одна из улиц называлась Гродненской, потому что первые ее новоселы приехали из Гродненской губернии.

Нас поселили в пустом доме, принадлежавшем МТС. Нас было не так уж много: моя мама с тремя детьми, мамин брат дядя Семен с двумя детьми, да еще одна семья из Токсова — муж с женой, двумя детьми и ста­рой бабушкой. Все три ингерманландские семьи вер­нулись из Сибири, когда война кончилась. Но немало ингерманландских семей осталось в Сибири, в том чис­ле семья моей тети.

Главным занятием жителей Новой Еловки было зем­леделие. Рядом с деревней протекала маленькая реч­ка, но в ней почти не было рыбы, разве что изредка по­падалась какая-нибудь щучка. Не то что в Симоновке, где многие увлекались рыбалкой: река Чулым большая, рыбы в ней много.

Вообще, много чего запомнилось мне об этой сибир­ской деревне. Особенно странным казалось, что там не строили хлева для коров — только какой-нибудь навес, под который коровы прятались во время обильных сне­гопадов и метелей. Даже в сильные морозы (а морозы там суровые — градусов 40-50) коровы ходили по де­ревне, бегали за возами, норовя ущипнуть клок сена. Первый снег выпадает там в середине октября, но он тает, и наступает гололед. Настоящий снежный покров ложится в начале ноября, и много снега выпадает за зиму, а оттепелей не бывает совсем. Зато в середине апреля сразу резко теплеет, и сугробы начинают стре­мительно таять. Вот это весна!

Там, в русской деревне, финский язык почти забылся.

Когда война кончилась, мы послали письмо Отто­ Вилле Куусинену, который в то время был председате­лем Верховного Совета Карело-Финской ССР. В письме мы просили разрешить нам приехать в Карелию. Спус­тя некоторое время пришел ответ с разрешением. Пись­мо было подписано председателем Совета Министров Карело-Финской ССР. С нами поехал и дядя со своей семьей. Приехали мы в Бернгардовку, но поскольку за­держиваться там, под Ленинградом, нам было запреще­но, мы продали наш дом и направились в Карелию, в окрестности Сортавалы: здесь мама пошла работать скотницей в совхоз. Однако в 1950 году вышел указ, определяющий, что, поскольку Сортавала входит в по­граничную зону, финны должны покинуть район. Новым местом проживания определили поселок Летнереченский Тунгудского района. Ехать туда надо было через Петро­заводск. Я в то время уже работал в Петрозаводске и пришел на станцию повидаться с матерью, сестрой и братом. Тогда я предложил им остаться в Петрозавод­ске, и они остались.

В конце 1947 года, после десятилетнего заключения, вернулся из лагеря отец, но ему не разрешили прожи­вать вместе с семьей в погранзоне. В 1949 году его сно­ва арестовали и увезли в Сибирь. Оттуда отец возвра­тился только в 1954 году, после смерти Сталина, и стал жить с нами в Петрозаводске. Работал отец дворником и дровоколом, насколько позволяло его ослабленное здоровье. В 1956 году он был реабилитирован. Умер отец в 1969 году».

В 1946-1949 годах Эйно Киуру учился в Сортаваль­ском финансовом техникуме, затем был направлен в Спасскую Губу главным бухгалтером Петровского райфо. В начале 1950 года его перевели на работу в Мини­стерство финансов КФССР в Петрозаводск, где он про­работал почти три года.

Осенью 1953 года Эйно поступил учиться на финно­угорское отделение Петрозаводского университета. Группа на курсе была небольшая, 12-13 человек. На этом же курсе учились, в частности, Ирма Сало и Сантра Степанова.