Этюды о природе человека

Он не следовал правилам строгой гигиены. Будучи родом из местности, где производят много вина, он с юности употреблял его в количестве, несомненно вредном для здоровья. Он сам обратил на это внимание, и после 31 года у него уже начало пробуждаться «чувство жизни», вопрос этот стал серьезно занимать его. «Я был бы очень счастлив, если бы мог воздержаться от вина», – пишет он в своем дневнике. Через несколько дней он пишет в нем же: «Я более почти не пью вина». Но у него не хватает силы воли для дальнейшего воздержания; через несколько месяцев после своего решения у него делается сильное кровотечение из носа, которое он приписывает, между прочим, «нескольким стаканам вина»[477]. Он не переставал пить вино до конца жизни и даже в старости злоупотреблял им.

Вольф, обедавший с ним в Веймаре, когда Гёте было уже 79 лет, удивляется его аппетиту и количеству выпиваемого им вина. «Он, между прочим, съел огромную порцию гуся и выпил при этом целую бутылку красного вина»[478].

Эккерман тоже часто упоминал о вине в своих интереснейших рассказах о последнем десятилетии великого писателя.

Гёте пользовался всяким предлогом, чтобы выпить – то по поводу гостей, то по поводу присылки друзьями хорошего вина и т. д.

Мебиус утверждает, что он выпивает от одной до двух бутылок вина в день.

«Любовь к жизни всего сильнее тогда, когда лучшая часть ее пройдена»

А между тем он всегда был убежден, что вино вредно для умственного труда. Он замечал, что друг его Шиллер всегда достигал дурных результатов, когда пил более обыкновенного для подкрепления сил и возбуждения литературной производительности.

«Это расстраивало его здоровье, – говорит он Эккерману (18 января 1827 г.), – и вредило его творчеству».

«Этому приписываю я те недостатки, в которых укоряют его критики».

В другом разговоре (п марта 1828 г.) Гёте утверждал, что произведения, написанные под влиянием вина, носят ненормальный, вымученный характер и что поэтому надо избегать его.

Главным стимулом гениальности Гёте была любовь. Всем известны любовные истории, переполняющие его биографию. Многих они возмущали, другие искали им оправдания. Указывали на потребность его делиться своими чувствами и искать симпатии других; утверждали также, что его влечение к женщинам было простым проявлением чисто художественного чувства, не имеющего ничего общего с настоящей любовью.

В действительности художественный гений, да и гений вообще, очень тесно связан с половым отправлением. Я считаю вполне справедливым высказанное Мебиусом[479] мнение, по которому «художественные склонности, по всей вероятности, не что иное, как вторичные половые признаки».

Подобно тому как борода и другие физические особенности мужчины развились как средства прельщения женского пола, так точно мускульная сила, звучный голос и многие другие способности объясняются требованиями любовных сношений.

В первобытных условиях нередко женщина работает больше мужчины; превосходство сил последнего служит ему главным образом для борьбы с другими мужчинами преимущественно из-за обладания женщиной.

Бойцу приятно, чтобы любимая женщина видела его победу; оратор красноречивее в присутствии особенно симпатичной ему женщины; любовь возбуждает певца и поэта, и поэтический гений, несомненно, тесно связан с половым чувством.

Оскопление действует подавляющим образом: подвергнутые ему животные хотя и остаются работоспособными, но изменяются в характере и теряют боевой темперамент. Устранение половой функции точно так же значительно умаляет гений человека. Из многочисленных скопцов один лишь Абеляр был поэтом. Но он подвергся оскоплению только в 40 лет, и после этого несчастья он перестал сочинять стихи.

Среди скопцов часто встречаются певцы. Но они – простые исполнители, и искусство их не имеет ничего общего с творчеством. Приводят примеры нескольких музыкальных композиторов среди скопцов; однако талант их был лишь второстепенный, и они давно забыты. Раннее оскопление гораздо больше позднего имеет влияние на гений и вторичные половые признаки.

Становясь на естественно-историческую точку зрения, мы никоим образом не можем согласиться ни с моралистами, порицающими Гёте за то, что он часто влюблялся, ни с его защитниками, то отрицающими факты, то объясняющими их помимо половой любви.

Приведенные выше выписки из «Римских элегий» достаточно указывают на характер его любви. Часто в пример идеальной любви Гёте приводят чувства его к г-же фон Штейн. Между тем некоторые письма к ней, в которых Гёте говорит ей «ты», «несомненно, имеют эротический характер» (Мебиус, т. II, стр. 89).

Гёте излил свою любовь к Минне Герндиб (вдохновившей его на роман «Сродство душ») в такой непристойной эротической поэме, что она не могла даже быть напечатанной (Льюис, т. II, стр. 314).

Я особенно настаиваю на том факте, что Гёте до конца сохранил свой темперамент – и всех поражает мощь его поэтического гения, даже в последние годы жизни.