Этюды об ибн Пайко: Тройной роман

Двое дервишей бессмысленным взором глядели на происходящее; из ворот неподалеку вышел надменного вида мужчина с огромным тюрбаном на голове и в шубе, наброшенной на плечи. По мосту двигались люди — шли пешком и ехали верхом… К работающим присоединялись батраки, некоторых из них сын Тайко наверняка уже встречал по пути сюда. Какой-то дурачок, пуская слюни, издалека отдавал работникам команды, на левой руке у него сидел сокол. Вокруг прохаживались то ли стражники, то ли солдаты с ружьями и пороховницами с порохом. Хозяин кофейни — в белом, но не слишком чистом фартуке, с феской на голове — принес на подносе с длинными ручками несколько чашек кофе каким-то туркам, явно недовольным слаженной работой неверных, и они тут же исчезли в глубине лавки. Пришел носильщик Сотир, низкорослый и слабый человечек, и тут же встал в ряд людей, подносящих камни. Улыбающиеся молодые люди хлопали его по плечу, обнимали и не просили его с насмешкой, как бывало раньше, пустить дым из ушей…

Сын Тайко работал с воодушевлением, ожидая появления следующего знака. Что там говорил Марин Крусич о вере? Что объединяло и сплачивало здесь людей — вера или что-то еще, кроме веры, или веру в данном случае заменили упорство и противоборство, те самые стойкость и терпение, которые сделали святым великомученика Димитрия? «Слава Тебе, Иисусе», — сказал про себя Сандри и стал поднимать камень, который оказался таким тяжелым, что Сандри закряхтел от натуги. Он чувствовал себя листом на ветру, он невольно участвовал в общем деле, не отдаваясь ему полностью. Но у него было предчувствие, что эта работа как-то связана с тем, что обязательно должно было случиться. В ожидании этого он всем своим существом ощущал трепет — порыв свежего ветра трепал его, между тем наполняя его душу твердостью и уверенностью.

Когда кто-то прошептал, что много святых книг из старой церкви удалось спасти, а другой добавил, что наверняка строители придумают, как сделать для книг подходящее укрытие, возможно, прямо в алтаре, ибн Тайко с большой гордостью вспомнил о книгах, купленных у Марина Крусича. Вот, и у него есть связь с богослужебными книгами, да еще какая! На ум ему пришла еще одна святая книга, какой-то псалтырь, который он видел у священника в Струге, и из которой тот ему прочитал, смеясь, строчки, где описывалось, как некий грешный иеромонах Данаил купил эту книгу у грамматика Тодора из охридского села Равне, отдав за нее серьги своей попадьи, да еще два перпера впридачу. Кому мог рыбак рассказать об этом? Об этом знал только он. Внезапно он с радостью припомнил, как еще ребенком он видел фрески на стенах охридской церкви Святой Софии — всего за несколько лет до того, как турки переделали ее в мечеть! Его дядя тогда возил на своих волах каменные плиты для двора перед церковью и один раз взял его с собой. Он вошел в церковь и был просто ошеломлен. Больше шестидесяти нарисованных фигур виднейших патриархов, епископов и диаконов глядели на него со стен вокруг алтаря. Теперь все фрески были заштукатурены, но он их видел и запомнил! Было там и шесть римских Пап, разные знаменитые деятели времен Самуилова царства. Были и фрески со славянскими просветителями — святым Кириллом-философом и святым Мефодием, а еще и с их учеником святым Климентом, чьим потомком был и он, как однажды сказал ему Марин Крусич. Он все помнил, все, несмотря на то, что эти фрески сейчас были скрыты под толстым слоем штукатурки и побелки, купол церкви разрушен и сровнен с крышей, алтарь снесен, а над церковью возвышался минарет. Вот что такое вера. Одно на другом. Кто кого пересилил.

Терпеливо и настойчиво носил кирпичи сын Тайко, переполненный такими мыслями. Камни, известь, потом кирпичи. Как в «Святой Софии». Он не беспокоился о том, что здесь его может застать ночь и что он не взял с собой даже покрывала из козьей шерсти. Не беда, если даже ему придется ночевать с пьянчужками в караван-сарае! Но, может, все-таки произойдет еще что-то до наступления ночи, Иисусе?

Когда в какой-то момент его взгляд упал на сиреневый куст, весь покрытый распустившимися цветами, боровшимися с пылью, поднимавшейся от стройки, лицо Сандри осветилось: вот он, знак. Сирень говорила ему: твоя удача и твоя неслыханная сила помогут тебе во всем, ибн Тайко, во всем, чего ты ищешь и хочешь достигнуть. У тебя большое сердце, и ты готов помогать другим. Ты покоряешь сердца людей своей мягкостью! Потерпи!

В это мгновение церковный служка, подняв руку и жестикулируя, остановил музыку волынок, барабанов и дудок.

И воскликнул:

«Народ христианский! Рынок закрывается, лавочники уже затворили ставни! Все благословенные от Бога придут сюда, чтобы помочь вам. Спасибо вам, христиане! С Богом!»

И тут в короткой тишине, наступившей прежде, чем толпа взорвалась криками радости и воодушевления, послышался голос богато одетого турка, который бежал вдоль длинной вереницы работающих и кричал:

«Ибн Тайко… ибн Тайко… Есть здесь некий ибн Тайко, рыбак из Блатие? Его требует к себе санджак-бей!»