Большие надежды национальные движения возлагали на перерастание холодной войны между Советским Союзом и странами Запада в настоящую войну. Иллюзорность таких надежд стала очевидной лидерам вооруженной оппозиции уже к концу правления Хрущева, а в эпоху Брежнева Запад фактически признал Балтию частью СССР и временами даже стал выдавать советским властям беглецов из нее. Так, в 1972 году в Литве состоялся судебный процесс над матросом С. Кудиркой, который пытался бежать в США с борта советского корабля и был выдан американцами советским властям[352]
. А вооруженное подполье Западной Украины и вовсе не имело шансов на поддержку западных стран. С уменьшением надежд на победу в борьбе с советской властью и на внешнюю помощь в этой борьбе стала затухать вооруженная форма движения сопротивления.На нескольких примерах мы хотим показать и подчеркнуть, во-первых, локальную ограниченность, нетипичность национальных движений в Прибалтике и в Западной Украине для политической жизни послевоенного Советского Союза; во-вторых, ошибочность весьма распространенного в политической науке представления о том, что национальный протест является прямым и неизбежным ответом на имперское подавление народов. Как раз названные регионы показывают, что одного лишь социального или политического притеснения недостаточно для появления политических протестов, нужны еще и политические ресурсы, появляющиеся при определенном уровне свободы, воспринимаемой массовым сознанием как значимая ценность.
Вопрос о генезисе украинского национализма с его идеей создания единого украинского национального государства уже много лет является остро дискуссионным в научной литературе[353]
. Мы выскажем свою точку зрения лишь по двум из дискутируемых вопросов: о причине появления украинского национализма именно в Галиции и о связанном с этим вопросе о роли властей Австро-Венгрии в появлении украинского национализма в качестве антироссийского проекта. Начнем с последнего.Современные и наиболее авторитетные версии теории национализма неодобрительно относятся к концепциям «заговора», объявляющим такие исторические явления, как национализм, исключительно плодом чьей-то субъективной воли (властей или частных лиц). Историки и политологи считают такие концепции поверхностными и исторически недостоверными, хотя и не отрицают того, что украинский национализм, зародившийся во второй половине XIX века в Галиции, испытывал на себе влияние властей Австро-Венгрии. Есть множество свидетельств тому, что у Вены был политический интерес к использованию украинского национализма в международной политике, во взаимоотношении с Россией, особенно в канун и в период Первой мировой войны[354]
. Вместе с тем подавляющее большинство исследователей отмечают, что этот интерес не был определяющим для развития украинского национализма и появился не сразу. Первоначально украинский национализм не мог быть антироссийским, ведь в момент своего появления он органично сочетал в себе два течения — русское (русофильское) и украинское (автономистское). Активисты этого движения первоначально (в 1850–1860‐х годах) вообще говорили о едином «украинско-руськом народе»[355]. Отголоски представления о едином русско-украинском народе сохранялись до конца XIX века и отразились в названии первой украинской партии — «Русько-украинская радикальная партия» (РУРП).