Читаем Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии полностью

Бюрократический национализм. Стремление многолетних правителей республик опереться на «свои кадры» стимулировало в ряде республик преимущественное привлечение представителей местных национальностей на руководящие должности в регионе. Для кого-то из республиканских лидеров эта практика закончилась снятием с должности. Например, проявления национализма ставились в вину члену Политбюро П. Е. Шелесту при его отстранении от руководства Украинской ССР[389]. Но отношение центра к «национализму» республиканских лидеров из числа «друзей Брежнева» было более снисходительным. Так, в Казахстане за годы правления Кунаева произошла кадровая «казахизация» системы партийно-государственного управления и высшего образования. К середине 1980‐х годов доля казахов в вузах города Алма-Аты, в котором казахи составляли лишь 20 % населения, превышала три четверти как среди студентов, так и среди преподавателей. Например, в феврале 1986 года казахи составляли 75,8 % всех студентов Казахского государственного университета[390]. Доля этнических казахов среди партийного руководства была намного выше их доли среди «рядовых» коммунистов Компартии Казахской ССР, где преобладали этнические русские. Так, в 1981 году этнические казахи составляли только 38,6 % коммунистов в Казахстане, а среди членов ЦК Компартии Казахской ССР — 54 %, в составе первых секретарей обкомов — 61 %[391]. В итоге к середине 1980‐х годов этнические казахи доминировали в администрациях, высшем образовании, науке и культуре Казахской ССР. В то же время доля казахов, занятых в промышленном производстве, фактически была заморожена: в 1959 году она составила 19,3 %, в 1979‐м — 18,9 %, и лишь к концу 1980‐х доля титульной национальности в указанных отраслях увеличилась до 20,1 %[392]. Огромные этнические перекосы в сфере образования, управления и занятости стали одним из оснований для претензий к Кунаеву со стороны союзного руководства в «постбрежневские» времена. В специальном постановлении ЦК КПСС от 1986 года отмечалось:

Руководящие органы республики устранились от целенаправленного формирования национальных кадров рабочего класса. <…> Сократился удельный вес казахов среди рабочих промышленности, особенно в угольной и металлургической отраслях[393].

В 1987 году новый партийный лидер Казахстана Колбин отмечал, что не только в промышленности, но и в производственной сфере сельского хозяйства кадров «хронически не хватает», зато в сфере управления республикой заметно значительное преобладание национальных кадров[394].

Региональные амбиции. Преференции для повышения социально-статусных позиций национальных кадров высшей бюрократии в ряде союзных республик, сложившиеся в брежневскую эпоху, создавали условия для роста амбиций региональной элиты, сыгравших немалую роль в последующей дезинтеграции СССР. Значительную роль в культивировании таких амбиций сыграл процесс форсированного «стирания» социальных различий между республиками, который во многом носил имитационный характер и сопровождался ростом доли людей с высшим образованием, не адекватным ни уровню их реальных знаний, ни социально-экономическим потребностям республик. Этот процесс зачастую порождал и завышенные представления о возможностях самостоятельного развития «своего» региона.

Национальные амбиции до сих пор препятствуют верным оценкам исторического прошлого ряда республик и пониманию реальных истоков многих общественных проблем, возникавших в советское время и воспроизводящихся ныне. Так, знаменитые коррупционные преступления советского времени в Среднеазиатском регионе сегодня все чаще оцениваются только как результат имперской политики союзного центра, без учета связи коррупции с местными патримониально-олигархическими формами государственного управления и вертикально-клановой структурой власти в республиках СССР. Такой вывод напрашивается после изучения оценок «Хлопкового дела» в социально-экономической истории Узбекистана 1980‐х годов влиятельным узбекским историком[395], но также и на основе анализа действий властей этого государства. Президент Узбекистана Каримов в год своего первого избрания на пост главы независимого государства (1991) немедленно помиловал всех осужденных по «Хлопковому делу», отбывавших наказание на территории республики[396]. Возможно, есть прямая связь между снисходительным отношением властей республики к советским коррупционерам и безудержным подъемом коррупции в постсоветском Узбекистане[397]. К тому же и несменяемость власти в республике примерно такая же, как в советские времена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Чего хотят женщины? (сборник)
Чего хотят женщины? (сборник)

Авторы этой книги – одни из самых известных женщин двадцатого столетия. Клара Цеткин – немецкий политик, деятельница международного коммунистического движения, активистка борьбы за права женщин. К. Цеткин является автором идеи Международного женского дня – 8 Марта. Александра Коллонтай – русская революционерка, государственный деятель и дипломат, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Швеции.К. Цеткин и А. Коллонтай написали множество работ, посвященных положению женщины в обществе. Обе они сходились в том, что женщина должна быть раскрепощена, освобождена от общественного и мужского рабства, – в то же время они по-разному представляли пути этого раскрепощения. К. Цеткин главный упор делала на социальные способы, А. Коллонтай, ни в коем случае не отрицая их, главенствующую роль отводила женской эмансипации. Александра Коллонтай создала концепцию «новой женщины», самостоятельной личности, отказывающейся от фетиша «двойной морали» в любовных отношениях и не скрывающей своей сексуальности.В книге, представленной вашему вниманию, приводятся лучшие произведения К. Цеткин и А. Коллонтай, которые должны ответить на самый трудный вопрос: чего хотят женщины?

Александра Михайловна Коллонтай , Клара Цеткин

Обществознание, социология