Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Мы предлагаем свое обоснование причин этого явления, объясняя подъем диссидентского национализма в ряде союзных республик в брежневские времена как ответ прежде всего на кризис советской, коммунистической идеологии. Национализм заполнял собой растущий идеологический вакуум.

В годы войны сплочение населения СССР против немецких захватчиков сливалось в массовом сознании с советской идеологией, господствовавшей на большей части территории страны, за исключением регионов, присоединенных к СССР в 1939–1940 годах. В 1940‐х официальная идеология достигла своего наивысшего влияния. После войны советская идеология стала слабеть, а недовольство хрущевскими реформами ускорило этот процесс, хотя, как я пытался показать, в хрущевский период советская идеология все еще преобладала в большинстве регионов СССР, а признаки ее кризиса проявились позднее, в эпоху «стабильности», или, по-другому, застоя.

Сама концепция застоя отражает кризис советской модели политического развития и советской идеологии. Застой — это время, когда становилось все заметнее экономическое отставание Советского Союза от развитых стран Запада. Они представали перед советскими людьми в образе врага, но страх перед Западом со временем слабел, особенно после того, как сами советские лидеры в 1970‐х годах ввели в оборот термин «разрядка международной напряженности». В таких условиях негативная консолидация советского общества страхом перед «капиталистическим миром» становилась затруднительной, а образ свободного Запада приобретал все бо́льшую привлекательность в глазах советских граждан. В это время впервые началась массовая эмиграция из СССР. Опираясь на детище «разрядки» — Международный пакт ООН «О гражданских и политических правах», ратифицированный Указом Президиума ВС СССР от 18 октября 1973 года, к 1979‐му из Союза выехало по этническим квотам почти 300 тысяч евреев[410] и около 100 тысяч немцев[411]. В это же время из СССР эмигрировало около 47 тысяч представителей других национальностей: греков, армян, курдов, турок и др. Число выехавших было многократно меньше числа людей, подавших заявление на выезд, но не получивших разрешения в силу чрезвычайной ограниченности квот для соответствующей этнической группы. Эти люди на долгие годы пополнили ряды «отказников» — активного отряда диссидентского движения в СССР.

Во времена застоя постепенно слабела надежда на обновление коммунистической идеи и на появление «хорошего социализма». Одновременно все заметнее проявлялся имитационный характер социализма в условиях растущего социального расслоения общества и появления признаков теневого капитализма и повсеместной коррупции. Слово «блат» — блага, получаемые по знакомству или связям в распределительной системе, — стало в брежневские времена важной частью советского обихода. В это время прекращается критика Сталина и сталинизма и навязывается культ нового вождя — Брежнева, но этот культ почти сразу же осмеивается в анекдотах и предстает в общественном дискурсе в виде фарса. Людям трудно было воспринимать в качестве великого политика, мыслителя и писателя (лауреата Ленинской премии в области литературы за 1979 год) человека, с трудом зачитывающего по бумажке тексты на своих публичных выступлениях. С сомнением отнеслось советское общество к пропагандистской шумихе вокруг принятия третьей советской Конституции (1977), необходимость которой была непонятна большинству советских людей и воспринималась ими всего лишь как очередное средство возвеличивания коммунистического вождя, которому захотелось заменить «сталинскую» Конституцию 1936 года на свою, «брежневскую».

Национализм в 1960–1980‐х годах развивался в местах, освобождаемых слабеющей советской идеологией. Он был естественной и доступной общественному сознанию альтернативой советскому образу мысли в национальных республиках СССР, хотя и не во всех.

Наименьшим было влияние национализма в республиках Среднеазиатского региона. Здесь оппозиционность советской власти если и возникала, то опиралась не на национальную, а преимущественно на религиозную мобилизацию. Это ярко проявилось в 1920–1930‐х годах, в период подъема басмачества и с конца 1980‐х годов, когда в регионе активизировались такие силы, как «Исламская партия Узбекистана», «Исламская партия Туркестана», «Воины Ислама» и др.