Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Во всех проектах республиканских конституций 1978 года статья 1 формулировалась одинаково и «безнационально»: «Армянская (или Казахская, Украинская, Эстонская и др. — Э. П.) Советская Социалистическая Республика есть социалистическое общенародное государство»[415]. В шаблонах республиканских Конституций не предусматривалось понятие «государственный язык республики», а было записано, что республика «обеспечивает употребление в государственных и общественных органах, культурных и других учреждениях русского языка и осуществляет всемерную заботу о его развитии»[416]. Русскому языку фактически присваивался статус общенародного советского языка. Однако такой подход вызвал сильнейшее недовольство в ряде республик, особенно в Грузии. В действовавшей на тот момент Конституции этой республики от 1937 года (ст. 156) было записано: «Государственным языком Грузинской ССР является грузинский язык»[417]. Мало кто ожидал, что несогласие с отсутствием в новой республиканской Конституции нормы о государственном языке республики породит небывалые по массовости протесты. 14 апреля 1978 года только в Тбилиси на демонстрацию, которая уже тогда называлась «протестом против русификации Грузии», вышло около 100 тысяч человек. Кремль, опасаясь применения оружия против столь массовых демонстраций, пошел на уступки. К вечеру того же дня первый секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе, довольный таким развитием событий, вышел к демонстрантам и зачитал новый вариант Конституции Грузинской ССР, в которой восстанавливалась норма о грузинском языке как государственном в республике[418]. Разумеется, аналогичные статьи о государственном языке тотчас появились и у соседей: в Конституциях Азербайджанской и Армянской ССР, а также в основном законе Абхазской АССР.

В республиках Балтии вопрос о защите национальных языков встал еще в конце 1950‐х годов в связи с массовым притоком сюда новых жителей и иноязычной рабочей силы. В марте 1959 года Рижский горком партии принял решение, обязывающее всех нелатышей изучить латышский язык; не усвоивших его в течение двух лет предлагалось освобождать от работы, а неработающих — выдворять из республики. Через месяц это решение было поддержано ЦК КП Латвии, а вскоре аналогичные решения принял ЦК КП Эстонии. Однако эти инициативы были на корню подавлены Кремлем, а партийные лидеры, инициировавшие или поддержавшие их, были сняты со своих постов[419]. К моменту принятия республиканских конституций 1978 года ни один партийный руководитель в Балтийских республиках уже не осмеливался поднимать вопрос не только о государственном языке республик, но даже о простой необходимости изучения национальных языков на данной территории. Что касается национальных движений в Балтийских республиках, то они отказывались от обсуждения советских Конституций, считая их заведомо нелегитимными. Националисты Эстонии, Латвии и Литвы в то время добивались публикации секретных протоколов к пакту Молотова — Риббентропа как свидетельства изначальной незаконности самого факта включения этих республик в состав СССР[420]. Впрочем, эти инициативы не вызывали значительной протестной активности представителей титульных национальностей в 1978 году. Вряд ли этому можно удивляться после массовых депортаций 1940‐х и 1950‐х годов. Однако спустя всего лишь десятилетие, в 1987–1988 годах, ситуация кардинально изменилась: в сознательную жизнь и в политику пришло новое «непоротое поколение», и республики Балтии выступили пионерами «парада суверенитетов» в СССР. Первым требованием Народных фронтов, возникших тогда в регионе, была защита национальных языков и возрождения наций, выступавшая мощным средством политической мобилизации масс.

Невыученные уроки истории

Итак, практика государственного управления брежневской эпохи хоть и не явилась непосредственной причиной распада Советского Союза, но стала катализатором накопления следующих дезинтеграционных факторов: а) «обособления» республиканских элит от центра; б) «олигархизации» властных элит — формирования патримониальных сообществ бюрократии, монополизирующей власть в союзе с теневым бизнесом; в) формирования национал-диссидентского движения во многих республиках, сумевшего предложить альтернативный дискурс слабеющей советской, коммунистической идеологии — дискурс «национального возрождения» в независимых государствах.