Ведущую роль в политизации локального этноса и актуализации этнической идентичности играют региональные этнические элиты, интегрированные в общенациональную элиту, но устойчиво сохраняющие свою связность и групповую самоидентификацию, транслируемую на нижние страты этноса. Именно интересы этнических элит, тесно инкорпорированных в общегосударственные и региональные властные институты, создают мотивационную и идеологическую основу для претензий на политическую («национальную») независимость, либо, по меньшей мере, на особый политический и экономический статус территориального субъекта в рамках полиэтнического национального государства.
Это те случаи, о которых Ортега-и-Гассет говорит: «Для существования нации достаточно, чтобы она имела проект собственного существования, пусть даже не всегда суждено воплотить его в жизнь, пусть даже его осуществление потерпит крах, как это столько раз случалось в истории. В таком случае речь идет о несложившейся нации»391
.Входя в более крупное государство в качестве административной единицы, этносы, как «несложившиеся нации», сохраняют свою этническую территорию, этнокультурную специфику, этническую идентичность, клановые группы в политических элитах – все необходимые предпосылки, которые в условиях кризиса государства дают толчок для нового цикла политизации этноса, взламывающего рамки ослабленной государственности.
Говоря о «несложившейся нации», Ортега-и-Гассет говорит о позднем этносе, обладающем развитой социальной структурой, необходимой для создания государства территорией и ресурсной базой, развитой культурой и самосознанием, в котором произошла дифференциация политической сферы и сформированы политические и культурные элиты.
«Национальные» административные образования в составе современных государств – часто в той или иной степени этнокультурные реликты «несложившихся наций» и «несостоявшихся государств». Они были на различных стадиях политического развития интегрированных в более крупные, мощные и социально развитые государственные образования, но при этом во многом сохранившие и даже развившие свою субъектность.
Вместе с тем, распространенная со стороны некоторых локальных этнокультурных элит абсолютизация и идеологизация феномена «несложившихся наций», представляется как результат «угнетения», «оккупации» и «насилия» со стороны государственной власти. При этом не учитывается тот очевидный факт, что любое сколько-нибудь крупное государство поэтапно формировалось на основе «несложившихся наций» со своей этнокультурной спецификой, образующих исторические провинции с устойчивыми географическими границами.
Уязвимость идеи исторического реванша региональных этносов в форме «национального самоопределения» исторических провинций состоит в том, в современных государствах на роль «несложившихся наций» (точнее «несложившихся национальных государств») могут претендовать не только субъекты с выраженной этнокультурной спецификой. Например, на эту роль в условиях Российской Федерации могут претендовать Тверская, Новгородская и Псковская области, которые на определенном историческом этапе были полноценными государственными образованиями со сложившейся политической системой.
Данное явление, которое можно назвать «синдромом несложившейся нации», имеет универсальный характер. Характерным примером политической эксплуатации претензий этносов, как «несостоявшихся наций», на исторический реванш и разрушение современных национальных государств является реализуемый рядом европейских региональных элит проект «Европы регионов», как разделенного на этнические анклавы, единого экономического и социального пространства, обеспечивающего жизнеспособность этнических автономий за счет общеевропейской инфраструктуры и ресурсов. Такого рода примеры можно найти в практически любом достаточно крупном полиэтническом государстве мира.
Многочисленные примеры показывают, что высокая степень этнической идентичности является достаточно хорошей базой для регионального распада и этнического сепаратизма в случае ослабления государства и кризиса нации, как базовой социальной общности современности. Соответственно, культурно-символические ресурсы этносепаратизма используются в отношениях «торговли» региональных элит с центральной властью, способствуя получению дополнительных ресурсов.