За штурвалом небесной машины сидел опытный летчик-испытатель, когда-то принимавший участие в боевых действиях. Его награды говорили сами за себя – этот человек никогда не терял самообладания и всегда находил выход из самых сложных ситуаций. Именно благодаря ему вертолет остался цел, а сам пилот жив. Зная о необычном поведении ветра, летчик решил зайти не от суши, где в условиях гор меньше остается места для маневра, а со стороны моря. Сделав дугу в несколько километров, вертолет начал спокойно приближаться к городу, осторожно прощупывая обстановку. Но, как только пилот повернул к берегу, ему начало слепить глаза. Сам воздух, казалось, светился на жаре, до боли, заставляя отворачивать лицо. Не помогало даже тонированное стекло шлема. Продвигаться вперед становилось все труднее, точно вертолет летел против ветра. В какой-то момент сильный толчок отбросил машину назад, заставив пилота на мгновение потерять управление, но он выровнялся и предпринял вторую попытку. Второй толчок оказался значительно сильнее первого, и вертолет чуть было не перевернулся – приборы на панели выключались, руль не слушался. Это продолжалось несколько секунд, после чего управление вернулось в норму, и пилот принял решение возвращаться на базу.
День близился к завершению, и других попыток проникнуть в Дэниз-Хаялет сегодня более не предпринималось. Полковник задумал отправиться в молчащий город утром, чтобы самому на месте определить, с чем же таким необычным столкнулись его подчиненные, что не смогли выполнить приказ.
***
И до и после ночной суматохи в лагере, Джованни мучился бессонницей. Перегруженный собственными эмоциями и идеями, он переживал завтрашний день, выстраивая его по минутам, чтобы ничего не забыть сделать. И ему постоянно казалось, что он что-то упускает из вида. Какая-то неизвестная переменная, которую не учел Джованни в своих расчетах, мешала лидеру новоиспеченных партизан. В какой-то момент ему почему-то пришла в голову мысль взглянуть на себя со стороны, чтобы трезво оценить собственные действия. Он хотел сделать это образно, как обычно делают все, но тут произошло нечто странное – сознание Джованни на самом деле раздвоилось. И теперь Джованни был вовсе не Джованни, а кто-то другой, чужой, и в то же время продолжал думать как Джованни, глядя на второго Джованни, вынашивающего план сопротивления и страдающего от бессонницы, но при этом обе личности уживались в одном человеке.
– По-моему у меня шизофрения – сказал первый Джованни внутренним голосом, решив, что именно он и есть первый.
– Нет, ты не болен, – ответил второй – просто ты не настоящий Джованни, и у тебя нет права называться первым.
– Кто же я тогда такой? – удивился первый – и откуда тебе знать, здоров я или нет?
– А это не важно, – ответил второй – потому что завтра ты будешь Джованни, который поведет отряды сопротивления в бой, и нашего сегодняшнего разговора не вспомнит. Так что пора заканчивать и спокойной ночи!
– Какой-то ты недоброжелательный, – обиделся первый и согласился прекратить беседу – вот завтра и посмотрим, кто первый, а кто второй. Спокойной ночи!
– Ну и славненько, бай-бай! – окончательно попрощался второй.
***
В общей каюте для матросов мерно раскачивался в гамаке Мустафа, пытаясь заснуть. Бедный экскурсовод очень хотел хоть как-нибудь объяснить себе происходящее вокруг, но не мог. Вопросы громоздились на вопросы, вырастая в башню размером с Вавилонскую и рушились под собственной тяжестью, не получая ни одного ответа. Откуда взялся фрегат? Кто такой Хуан Карлос? Какие он преследует цели, если сначала обстрелял город, а затем рассказывал мне в своей каюте, что не интересуется ни богатствами, ни рабами. Зачем он вообще все это говорил? Для чего помощник капитана – Грего сначала унизил меня при Ибрагиме, угрожал запереть в трюме и помучать, а потом просто вывел на палубу и ничего из обещанного не выполнил. Более того, извинился, отвел в камбуз и предложил покушать! Потом фрегат снова палил из пушек и, как я узнал чуть позже, это случилось по инициативе предателя Ибрагима! Капитан производит впечатление человека неглупого и, тем не менее, зная ненадежность мороженщика и его бесчестную корысть, дает последнему полномочия представлять себя перед парламентерами. И Ибрагим, как сразу и ожидалось, провалил миссию. Даже я это понимал, а уж тем более Хуан Карлос. Но для чего тогда все это представление? Какой-такой хитроумный план на уме у Белого Сокола?
– Что я вообще здесь делаю? – рассуждал Мустафа – может быть дело не в капитане и его корабле, а это я тронулся умом и потерял возможность логично мыслить? Иначе ничего не сходится – поступки Хуан Карлоса противоречат друг другу. Надо попробовать проанализировать ситуацию по-другому, считая, что я не участник событий, а наблюдатель со стороны. Возможно тогда удастся непредвзято оценить действия капитана, а заодно и свои.